www.neformat.com.ua


Новости Статьи Рецензии Ивенты Форум Facebook Telegram Twitter YouTube Instagram Mixcloud SoundCloud
Переключить в мобильный режим
Вернуться   Форум www.neformat.com.ua > Main > Literature

Literature Обсуждение литературных произведений и их авторов

Ответ
Опции темы Поиск в этой теме
Непрочитано 18.11.2009, 17:09   #1
digipack
+/- Информация
Репутация: 811
Венедикт Ерофеев



Венедикт Ерофеев
(1938 - 1990)

Биография(!!)

Русский писатель Венедикт Васильевич Ерофеев родился в 1938 году на Кольском полуострове, за Полярным кругом. "Я родился, - напишет он в записной книжке, - через три недели после Мюнхенского сговора". В 1946 году арестовывают его отца Василия Васильевича (знаменитая статья 58-10: антисоветская агитация и пропаганда). До 8-го класса будущий писатель вместе с братом Борисом находится в детском доме города Кировска Мурманской области. С 8-го класса по 10-й - уже обычная школа, которую Ерофеев заканчивает с золотой медалью.

В 1955 году Венедикт Ерофеев приезжает в Москву и, пройдя только собеседование (в то время золотым медалистам не было необходимости сдавать все экзамены), поступает на филологический факультет Московского государственного университета. Тогда же, т.е. на первом курсе, начинается "первое осмысленное писание" - первое прозаическое произведение "Записки психопата" ("Заметки психопата"), охарактеризованное самим писателем, как "самое объемное и самое нелепое из написанного".

После исключения из университета (1957 год) начинаются скитания - он сменяет три пединститута (Владимирский, Коломенский и Орехово-3уевский), работает, как уже говорилось, "в разных качествах и почти повсеместно". В 1970 году ("на кабельных работах в Шереметьево") Ерофеев пишет поэму "Москва - Петушки" и создает таким образом особый жанр русской литературы XX века, который так и называется "Москва - Петушки". В 1973 году книга выходит в Иерусалиме, писатель становится всемирно знаменит. ("Моя проза - в розлив с 1970 г. и с 73 навынос".)

Последним законченным произведением писателя было эссе, своеобразный коллаж "Моя маленькая лениниана" (1988).

В стране бурно и лавинообразно разворачивается перестройка, имя Ерофеева начинает появляться в печати, публикуются отрывки из его произведений, интервью. Страна выздоравливает, здоровье самого Ерофеева становится все хуже.

Последние дни писателя описаны в "Последнем дневнике".

"Последний дневник" читать трудно. После прочтения хочется не откупорить, а забыться. Не бражничать, а бежать. Судите сами: "Голову можно поворачивать только на 25 влево и 20 вправо". (После двух операций на горле...) "Все дальше к вечеру уже не могу говорить, даже кивать головой не в силах". (Не следует забывать, что после 1985 года Ерофеев вообще не мог говорить, пользовался специальным аппаратом.) Ерофеев не жалуется, он записывает. Поэтому есть и такое: "Сегодня я уже способен гулять. (...) Усаживаюсь за привезенную прессу". Но (запись того же дня) - "... стук в окошко: появл. Мур. И тоже с провизией, и тоже с коньяком". А в другой день даже так: "...врываются Кобяковы с псом, с коньяком и кагором". А следовательно - "начинается полоса коньяков и канделябров".

Ах, Веня. Пьющему трудно. Непьющему гадко. Пора заканчивать. Но напоследок несколько заключительных аккордов, в сущности, чистая лирика, а по сути - проливные слезы: "Снова один. Метелица почти стихает. "Скоро март", говорю себе, и больше ничего не говорю".

"Коньяк, еще коньяк, и отдыхаю с гудящими от весны ногами".

И одна из самых, самых последних записей: "...первый раз спал на новой кроватке..."
[свернуть]

Вся жизнь, все творчество Венедикта Ерофеева - это пир во время чумы. Пир духа (как любили говорить в перестройку) во Время Красной Чумы. Да и вообще, что делать безработному интеллигенту в критические для страны дни? Воспользоваться "русской прокладкой на каждый день" - водкой. Ну, а чтобы не пить мрачно, тупо, с горя, только и остается, что праздновать Веничкин юбилей.

Самая сентиментальная фраза из записных книжек Ерофеева: " Мой малыш, с букетом полевых цветов, верхом на козе. Возраст 153 дня". Своего единственного сына Венедикт Ерофеев назвал тоже Венедиктом. А ведь мог бы Фаддеем: был бы Фаддей Венедиктович.

тексты ознакомиться !

Скрытый текст

— Так вы что же, Ерофеев, считаете себя этаким потерянным человеком? чем-то вроде...
— Извините, я, слава богу, никогда не считал себя «потерянным», — хотя бы потому, что это слишком скучно и... не ново.
— А вы бросьте рисоваться, Ерофеев... Говорите со мной как с рядовым комсомольцем. Вы не думайте, что я получил какое-то указание свыше — специально вас перевоспитывать.
Меня просто заинтересовали ваши пространные речи в красном уголке. Вы даже пытались там, кажется, защищать фашизм или что-то в этом роде... Серьезно вам советую, Ерофеев, — бросьте вы все это. Ведь...
— Позвольте, позвольте — во-первых, никакой речи о защите фашизма не было в красном уголке, всего-навсего— был спор о советской литературе...
— Ну?
— Ну и... наша уважаемая библиотекарша в ответ на мой запрос достать мне что-нибудь Марины Цветаевой, Бальмонта или Фета — высказала гениальную мысль: уничтожить всех этих авторов и запрудить полки советских библиотек исключительно советской литературой... При этом она пыталась мне доказать, что «Первая любовь» Константина Симонова выше всего, что было создано всеми тремя поэтами, вместе взятыми...
— Вы, конечно, возмутились.
— Я не возмутился. Я просто процитировал ей Маринетти о поджигателях с почерневшими пальцами, которые зажгут полки библиотек... Библиотекарша общенародно обвинила меня в фашистских наклонностях...
А я просто-напросто запел «Не искушай меня без нужды возвратом нежности твоей»...
— Послушайте, Ерофеев, вы не можете мне сказать, за что вы питаете такую ненависть к советской литературе? Ведь я не первый раз встречаю подобно настроенных молодых людей...
Я думаю — это просто от незнания жизни.

— Да, наверное, от этого.
— И, вы понимаете, Ерофеев,— вот вы, наверное, еще не служили в армии? — ну что ж, будете служить. И там вы поймете, что значит жизнь. Настоящая жизнь. И, вы представляете, — вы служите во флоте, ваша девушка далеко от вас, вы — в открытом море... И вот вся эта дружная, сплоченная семья матросов запевает песню о девушке, которая ждет возвращения матроса,— ну, одним словом, простую советскую песню— ведь вы с удовольствием подпоете... Уверяю вас — если вы попадете в хороший коллектив, вы сделаетесь гораздо проще... Гораздо проще...
— Не думаю... По крайней мере, мой, извините, духовный мир никогда не сузится до размеров того мирка, которым живут эти ваши любящие матросы.
— Гм... «любящие»? Узкий мирок? Вы, наверное, никогда не были любящим?
— Наверное.
— Почему — наверное?
— Тттак... Видите ли, — я вообще не собирался касаться интимных вопросов...
— Ну, ладно... Хе-хе-хе... Вы комсомолец, Ерофеев?
— Да... комсомолец.
— Авангард молодежи?
— Видите ли, я давно поступал в комсомол и... немножко запамятовал, как там написано в уставе — авангард или арьергард...
— Вы ммило шутите, Ерофеев...
— Да, я с детства шутник.
— Очччень жаль... оччень жаль... А вы не знаете, по какому поводу я спросил вас — комсомолец вы или нет?
— Откровенно говоря... теряюсь в догадках...
— Гм... «Теряетесь в догадках»... А ведь догадаться, Ерофеев, не слишком трудно... Знаете, что я вам скажу, — вы никогда не собьете с правильного пути нашу молодежь — и, пожалуйста, бросьте всю эту вашу... пропаганду...
— О боже! Какую пропаганду?!
— Ккаккой же вы милый и невинный ребенок все-таки! Вы даже не знаете, о чем идет речь! «Теряетесь в догадках»! Знаете что, Ерофеев — бросьте кривляться! Поймите ту простую истину, что вы стараетесь переделать на свой лад людей, которые прошли суровую жизненную школу и которые, откровенно вам скажу, смеются и над вами, и над той чепухой, которую вы проповедуете... Смеются и...
— Извиняюсь, но если я говорю чепуху, и все смеются над этой чепухой, так почему же вы так... встревожены? Ведь вы, я надеюсь, тоже прошли суровую жизненную школу?
— Я не встревожен, Ерофеев. Я тоже смеюсь. Но это не простой смех. Когда я вижу здорового, восемнадцатилетнего парня, который, вместо того чтобы со всей молодежью страны бороться за наше общее, кровное дело, только тем и занимается, что хлещет водку и проповедует какое-то... человеконенавистничество... — мне становится даже страшно! Да! Страшно! За таких, извиняюсь, скотов, которые даже не стоят этого!
— Чего — «этого»?
— Да! которые даже не стоят этого! Вы знаете, что мой отец вот таких вот, как вы, в сорок первом году расстреливал сотнями, как собак расстреливал?! Эти...
— Вы весь в папу, товарищ секретарь.
— А вы-ы не-е издевайтесь надо мной!! Не изде-вайтесь! Слышите!? Издеваться вы можете над уличными девками! Да! Издеваться вы можете над уличными девками! А пока — вы в кабинете секретаря комсомола!
— Извините, может, вы мне позволите избавить вас от своего присутствия?
— Я вас нне задерживаю — пожалуйста! Но, говорю вам последний раз — еще одно... замечание — и вас не будет ни в комсомоле, ни в тресте... Я сам лично поставлю этот вопрос на комсомольское собрание!
— Гм... Заранее вам благодарен.
— Не стоит благодарности! Идите!! И заодно опохмелитесь! От вас водкой разит на версту...
— А я бы вам посоветовал сходить в уборную, товарищ секретарь. Воздух мне что-то не нравится... в вашем кабинете.
[свернуть]


и еще вот

Скрытый текст

БИБЛИОТЕКАРЬ (прерывая оскорбленного). Ребята! Ребята!.. (Общий гул, почти все присутствующие физиономии обращены ко мне, на мужских лицах — еще не испарившаяся улыбка, на женских — вопрос: «А! Это тот самый!» «Исключили из комсомола!» «Выгнали из университета!» «Грузчик у Абрамова!»).
ДАМА в БЕЛОМ (неожиданно обращаясь ко мне). Скажите, молодой человек, здесь девочки говорят, что вы учились в университете... Правда это? (постепенно стихает).
ЕРОФЕЕВ. Да, учился, — полтора года!.. ДАМА в БЕЛОМ. За что же вас выгнали?
ЕРОФЕЕВ. Тттаак. Это мое личное дело. Даже слишком личное.
ДАМА в БЕЛОМ. Как это — личное? Гы-гы-гы... (Всеобщие смешки). Влюбился что ли?
ЕРОФЕЕВ (стараясь подавить в себе раздражение). Господа! Неужели вы все настолько пошлые люди, что у вас даже выражение «личное дело» ассоциируется с женскими трусами? (Взрыв раскатистого хохота, мужская половина глядит на меня почти с любовию, женская — почти гневно).
ДАМА в ГОЛУБОМ. Интересно, все в университете такие «умные»? Или только вы...
ЕРОФЕЕВ. Нет, основная масса даже глупее вас! (Всеобщий хохот).
ДАМА в БЕЛОМ. Ссскотина!

ДАМА в ГОЛУБОМ(убийственно спокойно). Все таки меня интересует, зачем вы, такой умный, пришли к глупым рабочим?
ЕРОФЕЕВ. А разве я считаю рабочих глупыми? я сказал «вы»— просто из уважения лично к вам! (Снова хохот; библиотекарь пытается принять на себя роль соглашателя, Ерофеев ее прерывает).
ЕРОФЕЕВ. А теперь, гражданка, позвольте мне задать вам контрвопрос: зачем вы пришли в мужское общежитие? (Смех, взоры всех присутствующих обращены к даме в голубом. Последняя продолжает сохранять гневное спокойствие).
ДАМА в ГОЛУБОМ. Танцевать.
ЕРОФЕЕВ. Гм... Как я уже мог заметить, гражданка, вы танцуете только с мужчинами... Значит, вам доставляет удовольствие не сам процесс танца. Вам просто интересно находиться в тисках мужских конечностей... (Смех). А ведь признайтесь, такая близость, хоть она и красива, вас же полностью не удовлетворяет?! (Басистый мужской смех).
ДАМА в ГОЛУБОМ (гневно). Что вы этим хотите сказать?
ЕРОФЕБВ. Неужели вам еще непонятно, гражданка? Ведь «скверная прямота лучше, чем красивый обман»! (Продолжительный хохот, дама в голубом совещается с дамой в черном, явственно слышим обрывок: «Позвать воспитателя..» «напился, скот...»; черное и голубое покидает красный уголок: входят несколько танцующих пар, привлеченные необычным хохотом)
ДАМА в БЕЛОМ. Сколько ты выпил, молодой человек?
ЕРОФЕЕВ. Вчера утром — сто пятьдесят граммов. Если вы сомневаетесь — приблизьте ко мне свою физиономию — я на вас дохну. (Смех).
ДАМА в БЕЛОМ. Ох, ну и скотина же... БИБЛИОТЕКАРЬ. Извините! Молодой человек! ЕРОФЕЕВ. Да?
БИБЛИОТЕКАРЬ (заглушая негодование дамы в белом). Молодой человек! Ведь это все над вами смеются! Над вашей дуростью! Вас, наверное, не научили культуре в университете?! Или вы просто грязный человек, что ненавидите людей с чистой душой — или просто у вас больная совесть...
ЕРОФЕЕВ. Послушайте, госпожа библиотекарша! (Смех). Несколько дней назад я действительно восторгался вашей душевной чистотой... В сопровождении Станислава Артюхова, как сейчас помню, вы спускались с пятого этажа и оба имели чрезвычайно изможденный вид... Вам слишком по душе третья стадия... (Невообразимый хохот, затем улыбки любопытства).
БИБЛИОТЕКАРЬ (болезненно выдавливая слова). Вам всегда, молодой человек, снятся такие интересные сны? (Смех).
ЕРОФЕЕВ. Не прикидывайтесь дурочкой, товарищ библиотекарь! У вас это выходит подозрительно естественно! (Новый взрыв хохота; библиотекарь пытается остроумно отразить удар, слышно только «университет», «остатки мозга»; дама в белом пытается занять передовую позицию, умеряя общественный смех).
ДАМА в БЕЛОМ (соревнуясь со мной в остроумии и, вероятно, стараясь отбить у меня пальму первенства). Господин грузчик! Ведь из университета выгоняют только остолопов, у которых слишком тупые головы! А вы ведете себя здесь так, как будто вы всех умнее...
ЕРОФЕЕВ. Помилуйте! Откуда у вас такие сведения?! Если бы из университета изгоняли только остолопов, я бы не стал с вами спорить, а сразу бы задал вам вопрос: с какого факультета вы изгнаны? (Смех, аплодисменты ценителей юмора). И потом — господа! Неужели вам не скучно ограничивать запас своего остроумия рамками моего изгнания из университета? Не слишком ли это узко для таких умных людей?! (Поощрительный смех» всеобщее оживление).
ДАМА в БЕЛОМ. А вам не скучно щеголять тем, что вы не приучены к культуре?
ЕРОФББВ. Позвольте! А вы, случайно, не сомной ездили сегодня утром на толевый завод? Нет? (недоумение в зале, встревоженное ожидание).
ДАМА в БЕЛОМ (презрительно). Ездила. Ну и что же?
ЕРОФЕЕВ. Вы сидели в кузове с неизвестной дамой и вели интимную беседу, — при этом вы совершенно не стеснялись мужского присутствия. Между прочим, как сейчас помню, вся ваша беседа сводилась к тому, что же все-таки лучше — лежит или стоит. (Гул негодования, мужской хохот).
ДАМА в БЕЛОМ (окрашиваясь в пунцовое). Ну и оссел же ты! Мне...
ЕРОФЕЕВ. Позвольте! Я не понимаю, отчего вы краснеете! Ведь я же цитирую вам слова молодой девушки, которые были произнесены в присутствии молодых людей обоего пола и которые утром воспринимались как верх остроумия! (Аплодисменты). Видите — я даже стыжусь воспроизвести здесь вслух ваши милые шутки — а ведь вы — женщина! (Гул одобрения; дама в белом листает журнал и силится найти достойный ответ).
ПАРБНЬ. Все женщины —такие! Их не переделаешь! (Возгласы: «Ерунда!» «Правильно!»)
ДАМА в БЕЛОМ. Ты бы уж поумнее что-нибудь придумал...
ЕРОФБЕВ. Гражданка! Я не выдумываю, а констатирую факт! А если даже я выдумываю, предположим, — так какого черта вы залились краской? Или просто потому, что румянец слишком идет к вашему белому крепдешиновому платью?
(Неимоверный хохот).
ПАРЕНЬ (только что вошедший и серьезно воспринимавший конец дискуссии, старается заглушить смех). Прравильно, студент! Давно надо было бороться за чистоту нашей любви! А то современные...
ЕРОФЕЕВ. Да, конечно! Я всегда был поклонником чистоты! Если бы здесь, вот сейчас, какой-нибудь безрукий и безногий горбун вскарабкался на золотушную проститутку, я бы расцеловав их обоих!
[свернуть]


и вот

Скрытый текст


— Ерофеев! С вами разговаривает сержант милиции, а не девчонка!
— Ну и что же?
— Поэтому не стройте из себя дурачка!
— Помилуйте, товарищ сержант, где же это вы видели, чтобы кто-нибудь перед девчонкой строил из себя дурачка?
— Хе-хе-хе, Ерофеев, вы думаете, если я сержант милиции, так и не имею никакого дела с девчонками?
— Ну, так в таком случае перед вами не девчонка, поэтому стройте из себя не дурачка, а сержанта милиции.
(конец марта 1957 г.)

— Я смотрю, Ерофеев, ты младше меня всего на год, а ты сейчас находишься на таком этапе, на котором я был, наверное, года три или четыре назад. Ты увлекаешься стихами, а у меня это уже давно пройденный этап... Правда, я уж не так увлекался, как ты, — чтобы целыми днями только этим и заниматься...
— Знаете что, товарищ слесарь-водопроводчик, я тоже когда-то говорил глупости... но это у меня уже давно пройденный этап. Правда, я и раньше увлекался этим не так, как ты, — чтобы целыми днями только этим и заниматься...
(26 апреля 1957 г.)

— Это за что же меня, бедного, расстреливать?
— За то, что ты врах!
— Это почему же я врах, товарищ начальник?
— А это уж у тебя спрашивать не будут, Ерофеев. У нас слишком мало разговаривают с такими, как ты, которые нам мешают!
— Мешают?! Чему мешают, товарищ начальник!
— Чему?! Достижению нашей общей цели, Ерофеев, если это вам не известно!
— Ну, так как же мне быть, товарищ начальник... Вы просто цитируете Игнатия Лойолу, и мне становится не по себе... Вы знаете, кто такой был Игнатий Лойола?
— Не слышал.
— Это был, между прочим, один из прославленных сподвижников Владимира Ильича Ленина, талантливый марксист, о котором даже Плеханов отзывался довольно...
— Не слышал, не слышал. В «Кратком курсе» его не было. И фамилия какая-то...
— Да-а, он по происхождению испанец, по взглядам — интернационалист. Между прочим, дивную фразу произнес Игнатий Лойола на заре нашего века: «Цель искупает средства»...
— Как раз для тебя эта фраза, Ерофеев... Для тебя и тебе подобных! Марксисты...
— Да, но почему — «тебе подобных», товарищ начальник? Во-первых, я слишком бесподобен... А во-вторых, вы знаете, кто такой был Игнатий Лойола?
— Нну... я же тебе говорю, что не слышал... И не важно, кто был...
— Игнатий Лойола был, между прочим, самым фанатичным из всех средневековых инквизиторов... это был «талантливый повар», даже Кальвин отзывался о нем...
— Так что, Ерофеев, я тебе советую все это прекратить, иначе...
— Да, и между прочим он был немножко похож на вас, товарищ начальник. И ходил в таких же очаровательных носках...
— Да-а?
— Угу. И, между прочим, его повесили. И, между прочим, когда он висел, то при этом очаровательно дергался...
— А вы думаете, я вас не понял, Ерофеев?
— Ну, это даже не важно, поняли вы или...
— Ты невоспитанная свинья, Ерофеев!
— И тем не менее он очаровательно дергался...
(29 апреля 1957 г.)
— Что это ты на меня исподлобья смотришь?
— А разве я исподлобья смотрю?
— Как на лютого врага...
— Нет, что вы, товарищ секретарь, у меня просто есть одна интересная привычка: на людей, которых я презираю, я смотрю прямо; на людей, которых хоть немножко уважаю — сбоку...
— А ты сейчас на меня смотришь как-то и не так, и... не сбоку... а вполоборота...
— Нину, я просто имею обыкновение смотреть так на людей, которые... недостойны презрения, но и уважения тоже недостойны... Я смотрю так на тех, которых умный человек считает умнее себя, а дурак — глупее себя...
— Ккаккой ты все-таки умный, Ерофеев!
— Нет, товарищ секретарь, я от рождения идиот.
(29 апреля 1957 г.)
[свернуть]


Вообщем, наверное , это мой любимый писатель. почитайте записки психопата хотябы. у меня слов нет, ага.
Botanik вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 18.11.2009, 18:03   #2
mörk inuti
+/- Информация
Репутация: 100
Re: Венедикт Ерофеев

это ж он написал Москва- Петушки?

Добавлено через 2 минуты
ой, да он, я только петушки и прочла, мило, конечно, больше с его творчеством не сталкивалась, увы.
Vlobushka вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 18.11.2009, 19:37   #3
будь нормальным
+/- Информация
Репутация: 967
Re: Венедикт Ерофеев

судячи з уривків в які є в темі він був дуже сильною і розумною\дурною людиною, таких мало
Sallkem вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 18.11.2009, 19:44   #4
digipack
+/- Информация
Репутация: 811
Re: Венедикт Ерофеев

http://www.benedictus.narod.ru/erofeev/zapiski.htm например
Botanik вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 18.11.2009, 20:55   #5
White Russian Protestant Antiracist
+/- Информация
Репутация: 2252
Re: Венедикт Ерофеев

Читал у него только "Москву-Петушки", которые кажутся мне одной из главных русских книг 20-го века. Этакая алкогольная гоголевщина, одновременно до чёртиков смешная, страшная и трагичная, свидетельство способности русского интеллигента взглянуть со стороны на себя и на общество и высмеять и то, и другое, а также его беззащитности перед русским же быдлом.
Doerty вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 18.11.2009, 20:59   #6
я здесь, я там, я всегда
+/- Информация
Репутация: 713
Re: Венедикт Ерофеев

Очень своеобразная, красивая и блевотная литература одновременно.
Потом отпишу подробнее.

Добавлено через 27 секунд
...когда прочту что-то помимо "петушков"
Mosquito вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 18.11.2009, 23:00   #7
капітан крєйсєра "Свєта"
+/- Информация
Репутация: 19
Re: Венедикт Ерофеев

теж тільки москва-пєтушкі.
сподобалось.
locomotive breath вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 20.11.2009, 03:00   #8
יְהוָה שָׁמָּה
+/- Информация
Репутация: -30
Re: Венедикт Ерофеев

читал, окромя "Москва - Петушки", еще и "Записки психопата" и "Вальпургиева ночь".
На мой взгляд, более интеллигентного русского человека в Советском Союзе не существовало. очень чувствительный автор, бесконечно переживающий трагедию не только "маленького человека", а еще и "маленького" государства. трагедия отчаявшегося мужчины, прославляющего фантастический мир алкоголика, заключается в том, насколько трудно множеству людей разглядеть за тончайшей иронией безграничную драму страдающей души.
YHWH-Shammah вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 09.03.2010, 20:42   #9
digipack
+/- Информация
Репутация: 811
Re: Венедикт Ерофеев

читайте его, пожалуйста

Добавлено через 10 минут
Цитата:
День рождения Венедикта Ерофеева.

18/VIII. Кировск

- Брросим! Брросим!
- Не надо норм!
- Надо! Не больше 20-и строк и не меньше восьми!
- К дьяволу максимум!
— Все равно Венька перещепит!
— Еррунда!.. Итак, начнем! Ну, тише, что ли... Даем срок 15 минут!! Рифма и ритм обязательно!! Если хоть одна строка не кончается прилагательным, автор торжественно провозглашается кретином!
— Уррра!!!
— Занявший первое место провозглашается гением, шестое место — идиотом!
— Брось! Начнем! Все равно останешься идиотом!!!

— Молчи, Абг'ам!
— Все! Тишина! Я уже засек!

— Ч-ч-ч-ч-ч-ч!
— Все братцы, кончаем! Пятнадцать минут прошло!
— Еще три минуты! Завершить...
— Хватит!!
— У меня бессмыслица, блядство какое-то!
— У всех, блядь, бессмыслица! Венька, читай первый...
— Да-ава-й!
— Только, извините, у меня слишком длинное... и вам недоступно будет...
— А у кого это доступно-то? Валяй!
—Хгм.

Хладнокровно-ревнивая,
Дева юная, страстная,
Дева страстно-прекрасная,
Боязливо стыдливая!
Все томишься, бессильная
Сбросить сети, сплетенные
Жуткой жизнью, — могильною,
Точно пропасть бездонная.

Точно пропасть бездонная,
Точно призраки странные,
Вас пугает туманное
Жизни счастье стесненное...
О не ждите нежданного,
Не зовите далекого,
Навсегда одинокая
Дева страстно желанная!

Дева страстно желанная,
Вашу участь печальную
Не изменит, безумная,
Даже юность туманная
И мечтанья блестящие —
Не воскреснет бесцельное,
Не проснется мертвящее,
Нет конца беспредельному!

Нет конца беспредельному,
Беспредельность бесцельная,
Как мечтанья бесплодные,
Как напрасность прекрасного,
Как бесстрастность свободного
И опасность бесстрастного.
Только силы природные
Сокровенность прекрасного!

Сокровенность прекрасного
Только лик беспрерывного,
Созерцание дивного
И обман сладострастного,
Только звуки желанного,
Море смутно-прекрасное,
Небо вечно-безмолвное,
Ожиданье нежданного...

Ожиданье нежданного,
Возрожденье бесплодного...
Несказанно-туманная
Нежность силы природного
В вас разбудит желанное
Бытие несравненного,
Благодать неизменного,
Так не жди же нежданного!

Так не жди же нежданного
И не требуй далекого,
Навсегда одинокая
Дева страстно желанная,
Дева смутно-прекрасная,
Боязливо-стыдливая,
До забвенья ревнивая,
До безумия страстная!!!

— Бррраво!
— Брррраво!
—Я свою ерунду отказываюсь читать!
— И я тоже!
— Ерофеев — гений! Урррра!!!
Botanik вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 09.03.2010, 22:18   #10
КАПУГАНДУБЫРОВ-щ
+/- Информация
Репутация: 78
Re: Венедикт Ерофеев

в моём околофилологическом институте был предмет текущая литература, где отстаивал свою любовь к венечке в пику несколько деревянной преподавательнице. говорил, что сюжет москвы-петушков строением напоминает ленту мёбиуса, а само произведение отлично вписывается в контекст европейской литературы 20го века. венечка - насквозь живой; графики водкопотребления и рецепты коктейлей как попытка выйти за пределы литературы путём литературы прекрасны и органично провокационны. сейчас читаю тараумару антонена арто и эта книга перекликается с петушками по крайней мере в моем сознании темой поиска нового бога взамен умершему.
Tmk_BckH вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 11.03.2010, 15:36   #11
advocatus diaboli
+/- Информация
Репутация: 1488
Re: Венедикт Ерофеев

...а меня ждут комфорталбельные канавы
прекрасный автор
Gale вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 14.03.2010, 16:21   #12
mp3 v0
+/- Информация
Репутация: 21
Re: Венедикт Ерофеев

Перечитала позавчера "М-П"... спасает от грустного настроения. Очень прониклась фразой "Надо чтить потемки чужой души" - а мы-то ведь так не поступаем...
Shurshunchik вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 05.05.2010, 23:23   #13
digipack
+/- Информация
Репутация: 811
Re: Венедикт Ерофеев

скоро обзаведусь бумажными "москва петушки" и "записки сумашедшего"
Botanik вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 03.06.2010, 16:06   #14
digipack
+/- Информация
Репутация: 811
Re: Венедикт Ерофеев



Содержание

Венедикт Ерофеев. Краткая автобиография
Венедикт Ерофеев. Записки психопата
Венедикт Ерофеев. Москва - Петушки. Поэма
Венедикт Ерофеев. Вальпургиева ночь, или Шаги Командора. Пьеса
Венедикт Ерофеев. Благая весть
Венедикт Ерофеев. Проза из журнала "Вече"
Венедикт Ерофеев. Саша Черный и другие
Венедикт Ерофеев. Об Иосифе Бродском
Венедикт Ерофеев. Моя маленькая лениниана
Венедикт Ерофеев. Из записных книжек
Венедикт Ерофеев, Леонид Прудовский, И. Тосунян, И. Болычев, С. Сухова. Интервью с Венедиктом Ерофеевым. Интервью Нина Фролова, Лидия Любчикова, Игорь Авдиев, Владимир Муравьев, Александр Леонтович, Ольга Седакова, Галина Ерофеева, Наталья Шмелькова. Современники о Венедикте Ерофееве


Botanik вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 03.06.2010, 16:20   #15
vinyl 12"
+/- Информация
Репутация: 780
Re: Венедикт Ерофеев

Botanik, а чьё издание?
Януш Дзенский вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 03.06.2010, 16:24   #16
digipack
+/- Информация
Репутация: 811
Re: Венедикт Ерофеев

ВАГРИУС
Botanik вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 03.06.2010, 16:25   #17
спокойствие и превосходство
+/- Информация
Репутация: 1517
Re: Венедикт Ерофеев

он тупо отличный, люблю.
спасибо за тему, здесь о нем узнал.
bc_ranger вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 03.06.2010, 17:35   #18
digipack
+/- Информация
Репутация: 811
Re: Венедикт Ерофеев

Советую прочитать вот например такое интервью с Веней

Сумашедшним можно быть в любое время



— Родился в 1938 году, 26 октября. Родители были грустная мамочка и очень веселый папочка. Он был начальник станции. Он все ходил и блядовал, ходил и блядовал, и, по-моему, кроме этого, ничем не занимался.

— А мамочка?

— А мамочка переживала.

— Тут запереживаешь.

— Еще бы, ебена мать. И вот папенька блядовал, блядовал, блядовал, блядовал и доблядовался до того, что на него сделали донос. И папеньку в 38-м году, когда я родился, только и видели. И действительно, папеньку мы увидели только в 54-м. Естественно, по 58-й статье. Припомнили ему, что он по пьянке хулил советскую власть, ударяя кулаком об стол.

— Честно говоря, трудно представить, что были люди, которые в открытую ругали советскую власть.

— А почему бы и нет — на этой маленькой станции, да еще в поддатии. На станции Пояконда в районе Полярного круга.

— А куда ж его сослали из-за Полярного круга?

— В том-то и дело — в Крым.

— Действительно в Крым?

— Шутка. Его сослали всего-навсего на 12 или там на 10 тысяч километров к востоку.

— Значит, ты рос безотцовщиной? И вы так с мамой и прожили на этой крохотной станции?

— Нет, меня перетащили в детский дом г. Кировска Мурманской области, и там я прозябал.

— А маменька-то куда делась?

— Маменька сбежала в Москву.

— И тебя бросила?

—Да.

— А с какого момента ты себя помнишь?

— В средней школе я уже писал. Сочинения.

— А самые первые в жизни ощущения?

— Самые первые воспоминания почему-то самые траурные. Покойная мать сказала всем старшим братьям и сестрам — подойдите к кроватке и попрощайтесь с ним. Со мной то есть.

— Почему?

— А все — врач. Он сказал: пиздец. Очень, очень умный врач. Это был 41-й год, значит, мне было два с половиной года. Очень умный врач.

— Значит, в школе ты учился в детском доме. И, конечно, самые светлые воспоминания?

— Ни одного светлого воспоминания. Сплошное мордобитие и культ физической силы. Ничего больше. А тем более — это гнуснейшие года. 46—47-й. В сорок седьмом, например, доходили слухи, что в Мурманске мясо продают на рынке, но в этом мясе находили человеческие ногти.

— Я помню, правда, это уже было в 50-х и в Москве, так вот, ходили слухи, что из детей варят мыло.

— Короче, все это невыносимая мудозвонщина, и я твоим слухам не удивляюсь ничуть.

— Веничка, а амнистию 1953 года ты никак не запомнил?

— Очень запомнил, потому что я в это время учился в 8-м классе, а весь Кольский полуостров был переполнен этими лагерями, одним словом, мы больше видели колючей проволоки, чем чего-нибудь другого. И до 10-го класса. И вдруг их отпустили. И тут скверный, дурашливый народ пустил слухи... и в самом деле, вот эти отпущенные на волю — как их тогда называли, бандиты — они действительно вели себя не лучшим образом, но этот слух был настолько искусственно раздут, чудовищно раздут в 53-м году, я тогда переходил из 8-го класса в 9-й, вот это было время на Кольском полуострове совершенно чудовищное. Во всяком случае, мать нас загоняла в дом с наступлением сумерек, а ночи там осенью наступают сам понимаешь когда.

— Значит, мамочка к тому времени вернулась?

— Вернулась. Я в детском доме учился до 8-го класса.

— И как ты ее принял?

— Ну что, мать. Иначе она не могла.

— Веня, а ты в детдоме был среди тех, кого били или — кто бил?

— Я был нейтрален и тщательно наблюдателен.

— Насколько это было возможно — оставаться нейтральным?

— Можно было найти такую позицию, и вполне можно было, удавалось занять вот эту маленькую и очень удобную позицию наблюдателя. И я ее занял. Может быть, эта позиция и не вполне высока, но плевать на высокость.

— А сочинять ты начал в детдоме или уже в школе?

— Начал еще до поступления в школу.

— И что же ты в таком нежном возрасте сочинял?

— «Записки сумасшедшего».

— Кто же был сумасшедшим?

— Ну, я, конечно.

— Что — в шесть лет?

— А сумасшедшим можно быть в любое время.

— Каково же это — в шесть лет ощущать себя сумасшедшим?

— Очень интересно.

— То есть ты себя так ощущал или создал такую маску?

— Разумеется, маску. К сожалению, эти глупые матушки — они ничего не сохраняют. Вот молодец моя сестра Тамара Васильевна, которая сохранила все мои письма с 55-го года до 88-го. Вот это она молодчага. А первая теща вообще ставила на мои рукописи сковородки с разной хуетенью.

— Веня, а ты не можешь сейчас вспомнить содержание этих записок?

— Это знает только одна моя матушка. Убей меня бог, не помню. Первое осмысленное писание началось с 56-го года, тогда, когда я кончал 1-й курс МГУ. Вот тогда началось то, что я бы сойчас немножко уделал, немножко бы...

— А оно сохранилось?

— Сохранилось. Но я попросил человека, у которого это все лежит — это пять толстых тетрадей, — чтобы он до моей кончины не издавал.

— Хорошо ли это, Ерофеев?

— Хорошо. Потому что там так много того, что не годится, так много непечатного, если так, по-русски говорить...

— Непечатного по языку или по стилю?

— Все эти дураки — Алешковские, Лимоновы — они плетутся в хвосте, да причем еще в двадцатилетнем хвосте...

— А кто-нибудь, кроме того друга, это читал?

— Нет, не читали. Однокашники, правда, читали...

— То естъ нельзя сказать, что это оказало какое-то влияние на Лимонова и Алешковского?

— Упаси бог! Просто это хронологически опережает, но никакого влияния...

— Вернемся назад. После 7-го класса ты уже учился в обычной школе?

— С 8-го по 10-й я уже учился в общей школе.

— Большая разница?

— Большая. Но я ее одолел. Представь себе, у нас был 10-й «А», и 10-й «Б», и 10-й «В», и 10-й «Г». Я учился в 10-м «К» и единственный из всех десятых получил золотую медаль. У нас были дьявольски требовательные учителя. Я таких учителей не встречал более, а тем более на Кольском полуострове. Их, видно, силком туда загнали, а они говорили, что по зову сердца. Мы понимали, что такое зов сердца. Лучшие выпускники Ленинградского университета приехали нас учить на Кольском полуострове. Они, блядюги, из нас вышибали все, что возможно. Такой требовательности я не видел ни в одной школе потом.

— Может быть, это и дало тебе такую образованность?

— Возможно, возможно.

— Ерофеев, ты — широко образованный человек. Я сомневаюсь, чтобы у родителей была хорошая библиотека, сомневаюсь, что и в детдоме она была, и в школе...

— Я наблюдал за своими однокашниками — они просто не любят читать. Ну вот, скажем, есть люди, которые не любят выпивать. Поэтому выделиться там было нетрудно, потому что все были, как бы покороче сказать... ну, мудаки. Даже еще пониже, но — чтобы не оскорблять слуха... Таков был основной контингент. А когда я кончал 10-й класс, в это время на Ленинских горах воздвигли этот идиотский монумент на месте клятвы Герцена и Огарева. И я решил туда к нему припасть. Я Герцена до сих пор уважаю...

— За что же — не за то ли, что он был одним из диссидентов?

— Я когда читаю переписку Маркса с Энгельсом, всякое дурное слово об Александре Герцене мне прямо душу щекочет. Я уважаю его не за диссидентство, а за то, что он — блестящий мыслитель и блестящий человек, и его любят все, в этом сходятся все, начиная от Кайсарова до Аверинцева, от Айхенвальда до Эйхенбаума. Если в отношении Радищева есть маленький спор, то Александр Герцен не вызывает возражений. И правильно делает, что не вызывает.

— И у тебя — при твоем критическом уме?

— И у меня не вызывает. Я вот недавно прочел второй том, настолько молодчага парень, что разеваешь... все разеваешь.

— А как же Петр Чаадаев?

— Что говорить о Петре Чаадаеве, когда его только-только издали. А этот мудак Урнов говорит, что есть произведения, которые набальзамированы долгостоянием, неиздаваемостью. Он, мудак, хотя бы взял в образец Радищева или Александра Грибоедова, Петра Чаадаева — неужели они настолько живучи, что набальзамированы? Долгим запретительством — как он говорил: что есть произведения, набальзамированные долгим запретительством, а иначе их бы не читали.

— Как ты относишься к такой поразительной в российской истории вещи, что такой верноподданный человек, как Александр Грибоедов, стал выдающимся сатириком? Написал такую блистательную сатиру на весь строй, как «Горе от ума»?

— Мало того: он еще дружил с самыми подоночными людьми в России, и это, как говорит советская власть, ни для кого не секрет. Ни для кого не секрет, что он был большой друг Николая Греча и Фаддея Венедиктовича Булгарина.

— Что это, свойство таланта — диктовать пишущей руке, даже несмотря на убеждения?

— Черт его знает.

— А каково жить в России с умом и талантом?

— Можно. Можно тут жить. Если приложить к этому усилия. То есть поменьше ума выказывать, поменьше таланта, и тогда ты прекрасно выживешь. Я это за собой наблюдал, и не только за собой.

— Как же? Насколько я знаю, ты никогда на продажу не шел.

— Еще бы!

— А искушения были у тебя?

— Ни разу. Со мной этого не случалось. Я как раз из числа мудаков неискушаемых и неискушенных.

— Хорошо. Не покупали. Но напугатъ-то пытались. Я это знаю определенно.

— Ну, мало ли что. Это было в 50-х годах.

— И в 70-х было. Помнишь, ты скрывался от призыва в армию...

— Не в этом дело. Весна 62-го года. Приходит человек и говорит: «Вы Ерофеев?» — «Да». — «Вам нужны пистолеты?» Представь, город Владимир. Я лежу в похмелюге. Мне надо похмелиться во что бы то ни стало, а тут этот мудак спрашивает: «Так вам нужны пистолеты?» Я говорю: «На кой ляд мне ваши пистолеты! Дайте мне грамм пятьдесят похмелиться, а потом поговорим о пистолетах». Аон не отстает: «Нет, вы скажите, вы Ерофеев или не Ерофеев?» — «Ерофеев, мать вашу!» — «Ага. Значит, вам нужны пистолеты».

— Веничка, а как ты оказался в МГУ?

— Как только я кончил 10-й класс и как только мне вручили из... сколько там было 10-х классов, хрен его упомнит, и я из 10 «К» получил золотую медаль, вот и двинул, и впервые в жизни пересек Полярный круг, только в направлении с севера на юг... И вот я на семнадцатом году жизни впервые увидел высокие деревья, коров увидел впервые...

— Что же у вас, кроме зэков, там водилось?

— Кроме зэков, ничего не водилось... А тут увидел я корову — и разомлел. Увидел высокую сосну и обомлел всем сердцем... И вот 55-й год. Там с медалью было только собеседование, и этот мудак так меня доставал, но достать не смог. Я ему ответил на все вопросы, даже которые он не задавал. И он показал мне на выход. Что ему еще оставалось? А этот выход был входом в университет. На филологический.

— А как же потом ты во Владимире оказался?

— Это уже нескромный вопрос.

— Насколько нескромный?

— Потому что между МГУ и институтом был кочегаром, приемщиком посуды, милиционером.

— В таких случаях обычно пишут стюардом и репортером.

— До этого не дошло.

— А писать осознанно начал в МГУ?

— Писать начал в университете. И отличные вещи...

— За что и был изгнан?

— Нет, нет! Там не было никакой скверны, никакой политики... была какая-то иная струя, которая будоражила всех...

— А кто читал это?

— Читали мои знакомые, и этого довольно.

— А из-за чего выгнали?

— Я просто перестал ходить на лекции и перестал ходить на семинары. И скучно было, да и незачем. Я приподнимался утром и думал, пойти на лекцию или семинар, и думаю: на хуй мне это надо, — и не вставал и не выходил. То есть у меня было... ну, не созерцательная система...

— Скажи, а ты не вставал от самопогружения или после вчерашнего?

— Какое там переживание вчерашнего! Просто я, видимо, не вставал, потому что слишком вставали все другие. И мне это дьявольски не нравилось. Ну, идите вы, пиздюки, думал я, а я останусь лежать, потому что у меня мыслей до хуища.

— А вот эта знаменитая песня «Проснись, вставай, кудрявая...» — она тебя не будоражила?

— Будоражила. Потому что я очень люблю Дмитрия Шостаковича.

— И все равно не вставал?

— И все равно — брал себя в руки и не вставал.

— За это и был вышиблен — сколько же можно не вставать?!

— Вышиблен был в основном военной кафедрой. Я этому подонку майору, который, когда мы стояли более или менее навытяжку, ходил и распинался, что выправка в человеке — это самое главное, сказал: «Это — фраза Германа Геринга: «Самое главное в человеке — это выправка». И между прочим, в 46-м году его повесили».

— А насколько к моменту вышибания из Университета была велика в народе твоя популярность?

— К тому моменту она ограничивалась двумя-тремя комнатами, и, честно говоря, отнюдь не 19 государствами.

— Не искушали ли тебя? Не нашептывали, ли, что коли пишешь, то надо печататься?

— Нет. Среди них были такие, вроде чуть-чуть видящие, вроде Володи Муравьева — опять же мой однокурсник.

— То есть удивительно приличная у вас подобралась публика?

— Да. Немножко на царскосельскую, на кюхельбекерскую такую, в несколько заниженном варианте. Я там представлял что-то вроде барона Дельвига.

— То есть ты был такой же толстый?

— Нет, наоборот. Я не был толст, а во всем остальном...

— А скажи, вот мы сейчас вздыхаем, что не осталось таких понятий, как честь и совесть. В этом вашем братстве были такие понятия?

— Вот в том-то и дело. Нас и презирали за то, что в нас уживались... вся эта ненавистная братия — я забыл их фамилии, и, значит, их фамилии ни к чему. Никто и никогда не вспомнит их фамилии. Все остальные смотрели на нас, как на зачумленных детей.

— То есть именно на присутствие в вас этих понятий?

— Хотя бы поэтому.

— Муравьев, кто еще — может быть, кого еще вспомнишь?

— Они немного переродились... ну, хотя бы Катаев... не из тех Катаевых.

— Хорошо. Произошло изгнание из МГУ широко известного в узких кругах писателя. Как-то это на общественном мнении отразилось?

— Ничуть. Я ушел тихонько, без всяких эффектов. Вот спустя пять лет я уходил из Владимирского, каждый человек, который со мной встречался, задавал вопрос, где продается водяра, — в этом магазине есть, а в этом нет — этот человек подлежал немедленному исключению из пединститута. Вот до какой степени я был опасен, а всего-навсего я говорил то, что это — пародия на «Москва — Петушки». Я в сущности говорил только о водяре. Решительно только о водяре и больше ни о чем. Ну почему к книге придрались? Почему ее изымали при всяком обыске? Немыслимые люди эти большевики.

— Веничка, а что делал ты после исхода из Университета, когда тебя, естественно, выкинули из общежития?

— Я с тех пор сменил примерно 12 профессий.

— А где жил?

— Господи, жил в Тамбове, в Ельце, в Брянске — это можно называть все города. И золотое кольцо, и не золотое.

— То есть из Москвы ты уехал сразу?

— Ну, естественно. Короче: я бы так и исцвел на Украине в 59-м году, если бы мне один подвыпивший приятель не предложил: вот перед тобой глобус, ты его раскрути, Ерофеев, зажмурь глаза, раскрути и ткни пальцем. Я его взял, я его раскрутил, я зажмурил глаза и ткнул пальцем — и попал в город Петушки. Это было в 59-м году. Потом я посмотрел, чего поблизости есть из высших учебных заведений, а поблизости из высших учебных заведений был Владимирский пединститут.

— И поступил с ходу?

— Еще бы! А золотая медаль?

— А собеседование?

— Там его практически не было. Какое там, на хуй, собеседование.

— Теперь расскажи: как же ты разложил Владимирский пединститут настолько, что даже имя твое стало запретным?

— Да. Они сейчас извиняются. Мне одинаково смешно вот это вот — извинения Бельгии перед глупой оплошностью Голландии... Почему-то Бельгия приносит извинения за Голландию. Вот точно так же мне смешно, когда владимирская газета «Комсомольская искра» печатает обо мне более или менее мутные биографические данные, хотя та же самая газета весной 1962 года требовала выдворения меня за пределы города Владимира и Владимирской области навсегда. Всякий человек, встречающийся с Венедиктом Ерофеевым, подлежит немедленному выдворению из Владимирского государственного педагогического института имени Лебедева-Полянского. И вообще с территории.

— То естъ ты попал в персоны нон-грата?

— Хорошо бы еще в персоны нон-грата. То есть человек, который кивнул бы мне при встрече, уже сам стал бы персоной нон-грата. А хрен ли обо мне говорить.

— Чем же ты их все-таки так достал? Все же Владимир близко к столице. Что они так напугались-то?

— Вот этого я не знаю. Я немножко их понимаю. Все-таки, когда я стал жениться, приостановили лекции на всех факультетах Владимирского государственного педагогического института им. Лебедева-Полянского, и сбежалась вся сволота. Они все сбежались. Потом они не знали, куда сбегаться, потому что не знали, на ком я женюсь — опять же было неизвестно. Но на всякий случай меня оккупировали и сказали мне: «Вы, Ерофеев, женитесь?» Я говорю: «Откуда вы взяли, что я женюсь?» — «Как? Мы уже все храмы... все действующие храмы Владимира опоясали, а вы все не женитесь». Я говорю: «Я не хочу жениться». — «Нет, на ком вы женитесь — на Ивашкиной или на Семаковой?» Я говорю: «Я еще подумаю». — «Ну, мать твою, он еще думает! Храмы опоясали, а он еще, подлец, думает!» Это апрель 62-го.

— Но ведь времена-то на дворе еще либеральные.

— Какие либеральные! Вот опять я повторил этого мудака, не знаю, жив он или нет, лучше бы не жив. Вот этот декан филологического факультета, который отсидел... сколько он отсидел — я забыл, но во всяком случае не меньше 15 лет отсидел, сволота. И мне в лицо заявил: «Я очень сожалею, Ерофеев, что сейчас не прежние времена. Я бы с вами обратился гораздо более круто». Вот тут-то я понял, с кем имею дело — с каким вонючим дерьмом, и...

— Веничка, и все же чем ты их так напугал?

— Понятия не имею. Я лежал себе тихонько, попивал. Народ ко мне... в конце концов получилось так, что весь институт раскололся на две части. Вот так, если покороче, то есть, как говорили девушки, тогда одиозно очень поверхностные, называл вещи своими именами, весь институт раскололся на попов и на... Там было много вариаций, но в основном на попов и комсомольцев. Этак я оказался во главе попов, а там глав-зам-трампампам оказался во главе комсомольцев моим противником, и у нас даже выходило... «Подходите, — говорил человек (не помню фамилию), — подходите, только без рукоприкладства». За мной стоит линия, за ними тоже линия. Мы садимся, это я предлагаю садиться за стол переговоров, чтобы избежать рукоприкладства и все такое. Они говорят: давай, садимся. И вот мы садились и пили сначала сто грамм, потом по пятьдесят, потом по сто пятьдесят, потом... и понемногу, ну, набирали...

— А что же вы пили, Веничка?

— Не помню. Какую-то бормотуху. Ну, во всяком случае, вырабатывали какую-то общую терминологию...

— Попы с комсомольцами?

— Попы с комсомольцами садились тихонько... Ну, одним словом, они занимались делом. А я сидел и чувствовал себя человеком, который предотвратил кровопролитие.

— Признаться, трудно представить тебя в роли предводителя религиозной общины. Поэтому мне представляется, что название «попы» следует понимать достаточно условно.

— Конечно, конечно. Потом вот, например, характерно — в том же 62-м году девочка, которая была в разряде «попов», — я сидел в саду и дышал воздухами, — а она ко мне подскочила и сказала: «Ой-ей-ей, я сейчас убегаю, потому что, если меня увидят, то все — мне в институте не быть». Так что тут все очень запутанно.

— Писал ли ты, Веничка, во Владимире?

— Еще как писал. Даже наоборот, когда поступил во Владимирский пединститут, мне сказали: «Венедикт Васильевич, если вам не на что будет жить, то у нас есть «Ученый вестник» Владимирского пединститута, и мы вам охотно предоставим страницы». Но я, как только охотно сунул им в эти страницы всего две статьи о Генрике Ибсене, они заявили, что они методологически никуда не годятся.

— А что значит — методологически?

— Я и не стал спрашивать. Еще бы я стал спрашивать, ебена мать! Они сказали: это опять же никуда не годится. Неужели человек не понимает, чего он городит?

— А прозу писал?

— Тогда — нет. Писал тогда исключительно о скандинавах, потому что я был тогда ослеплен вот этой скандинавской моей литературой. И только о ней писал. — Отчего же ты был ими так очарован?

— Потому что они — мои земляки.

— А кто конкретно из скандинавов?

— Ну как это — кто конкретно? Опять же Генрик Ибсен, Кнут Гамсун в особенности. Да я, в сущности, и музыку люблю только Грига и Яна Сибелиуса. Тут уже с этим ничего не поделаешь.

— Когда же ты впервые стал писатъ беллетристику — после тех тетрадей? Что — был большой перерыв?

— Нет, не большой перерыв, просто... зимой семидесятого, когда мы мерзли в вагончике, у меня явилась мысль о поездке в Петушки, потому что ездить туда было запрещено начальством, а мне страсть как хотелось уехать. Вот я... «Москва — Петушки» так начал. И примерно в последних числах января, а кончил примерно второго-третьего марта.

— А между тетрадями и «Петушками» было еще что-нибудь?

— Да, ну, конечно, было. Вот это... черт, ее надо восстановить и возделать...

— Рукопись хоть существует?

— Вот часть рукописи доставили люди из Гуся-Хрустального.

— Это тоже такая же грустная...

— Отнюдь. Мне она не нравится, и правильно сказала одна очень такая литературная женщина, что это-таки подделка под Пильняка. Вот ведь что. А как это — подделка под Пильняка, которого я до сих пор не читал ни строчки?

— По-моему, Ерофеев не может ни под кого подделаться, так же как никто не может подделаться под Ерофеева. Как хоть называется?

— «Благая весть».

— Веничка, литературные дамы читают, а широкие круги миролюбивой общественности, до сих пор — нет. Хорошо ли это?

— Ну, ее надо получше обделать, потому что там много... как бы это... кто умеет выражаться помягче...

— А в каком году ты ее написал?

— В 63-м.

— А между 63-м и 70-м было что-нибудь?

— Вот тут был провал. Я слишком жил: кино, бабье и эт цетера.

— Хорошо, «Петушки» написаны. Как же они стали известны народу? Откуда народ вокруг тебя появился?

— Ну вот, допустим, Слава Лён. Я, допустим, сижу во Владимире в окружении своих ребятишек и бабенок, и вдруг мне докладывает Вадя Тихонов: «Я познакомился в Москве с одним таким паразитом, с такой сволотою». Я говорю: «С каким паразитом, с какой такой сволотою?» Он говорит: «Этот паразит, эта сволота сказала мне, — то есть Ваде Тихонову, — что даст... уплатит 73 рубля (почему 73 — непонятно) за знакомство с тобою». То есть со мною. Ей-богу.

— То есть Лён прочел «Петушки».

— Ну да. Я удивился, а Лёну Губанов сказал: «Вот если Вадя Тихонов, который хорошо с ним знаком...» — вот тогда он и залепился со своими 73 рублями.

— А ты еще не был тогда знаком со смогистами?

— Абсолютно!

— То есть ты как бы в безвоздушном пространстве существовал?

— Почему в безвоздушном?

— Ну, если брать эту московскую культурную среду, ты о ней ничего не знал?

— Об этом понятия не имел. И тут мне Владислав Лён предложил 73 рубля за одно только знакомство.

— И благодаря ему ты стал известен в мире?

— Не благодаря ему. Благодаря совсем другим людям, которые сейчас уехали. Эти люди, которым я обязан, живут теперь в Тель-Авиве... и так далее.

— Лён утверждает, что это он передал «Петушки» на Запад и благодаря ему они были опубликованы.

— Как всегда, врет.

— Раз они за кордоном и им ничего не грозит, то не грех их и упомянуть.

— Отчего бы, действительно. Во-первых, это Виталий Стесин, потом Михаил... поэт, который при всех регалиях приходил ко мне в больницу... Михаил...

— Веня, а почему на твоей афише (вечера в ДК МГУ) написано: 20 лет творческой деятельности. Ведь гораздо больше.

— Плевать! Пусть что пишут, то и пишут. Пусть напишут: «Десятилетие графа Толстого»... Поэт... женщина очень хорошая... опять забыл фамилию... надо бы спросить у девки. Михаил Генделев и Майя Каганская.

— И впервые было опубликовано в израильском альманахе...

— «Ами».

— А ты-то знал, что готовится публикация?

— Мне как-то сказал Муравьев году в 74-м: «А ты знаешь, что, Ерофеев, тебя издали в Израиле». Я решил, что это очередная его шуточка, и ничего в ответ не сказал. А потом действительно узнал спустя еще несколько месяцев, что действительно в Израиле издали, мать твою, жидяры, мать их!

— В 72-м издали?

— В 73-м.

— А как складывались материальные отношения с издателями за границей — ведь потом издавали еще во многих странах?

— Это действительно очень больной вопрос. Например, Англия и Соединенные Штаты... Два издательства в Соединенных Штатах не плотят ни копейки по той причине, что они купили — Соединенные Штаты — они купили у Британии... А Британия купила у Парижа... То есть никто никому не должен, а я всем немножко должен. Но не должен никто, это уж точно. Я так понял по их действиям.

— Замечательно! А вот есть такая организация — называется ВААП.

— Она есть, но ее вот эти деяния не распространяются. Только на страны Варшавского пакта, а вот на страны НАТО не имеют даже малейшего влияния.

— Ерофеев, погоди. Эта организация дерет со своих клиентов жуткие проценты и могла бы нанять самых лучших адвокатов. Кто-нибудь из них к тебе обратился: «Давай, Ерофеев, мы будем защищать твои права»?

— Ни разу не было ко мне такого обращения. Было только в случае с Венгрией и с Болгарией.

— Здесь они сами обратились?

— Это уже по пьесе.

— Ерофеев, а как ты сам отнесся к своей всемирной известности?

— Какой провокационный вопрос.

— Нормальный вопрос, Веня, нормальный.

— То ли еще будет.

— Ощущаешь ли ты себя великим писателем?

— Очень даже ощущаю. Я ощущаю себя литератором, который должен сесть за стол. А все, что было сделано до этого, это — более или менее мудозвонство.

— Ерофеев, а если бы тебе предложили определить свое место в пантеоне великих, куда бы ты себя поставил — между Гомером и Эпиктетом или...

— Между Козьмой Прутковым и Вольтером.

— А кто все-таки впереди?

— Козьма Прутков.

— Хорошо. Вернемся в 69-й год на кабельные работы. Ерофеев пишет «Петушки». Делился ли ты с коллективом? Давал ли читать бессмертные страницы товарищам по профессии и одобрили ли бы они твои писания?

— Наоборот. И хорошо, что я не давал им этих записок. Они говорили: «Ты что, Ерофеев, хочешь в институт поступать — все равно ни хуя, ни за что не поступишь! Сейчас туда только по блату берут. Только по блату. Только по блату». А я свесился с верхней полки и говорю: «Ну неужели только по блату?» А они мне говорят: «То-о-олько по блату!» Вот как обстояло дело.

— А насколько биографичны бессмертные твои записки?

— Почти...

— Скажи, ты действительно никак не мог попасть на Красную площадь, а всегда попадал на площадь Курского вокзала?

— Да-да-да! И между прочим, вот меня обычно спрашивают об этих сценах в «Петушках», вот хотя бы с этим дурачком контролером. А ведь действительно, я ведь стоял зимой, зимой трясся весь от холода, стоял, и у меня была в грудном кармане эта самая бутылка... бутылка... ну, известно чего. Бормотуха — 0,8. И когда вошел контролер, один контролер сразу последовал туда, а этот остановился и сказал: «Ва-аш билетик! Ва-аш билетик!» Я говорю: «Нет у меня билетика. Нет у меня билетика». И он тогда внимательно присмотрелся, а я тогда неосторожно поставил эту свою 0,8... «А это — что у тебя?» Я говорю: «Да это — так просто». — «Это как то есть так? А ну-ка вынь!» Я вынул, и он тут же немедленно сделал: бум-бум-бум-бум-бум-бум. И мне протянул: «Езжай дальше, молодой человек». Как они не понимают, из чего делаются литературные произведения? То есть вот из такого... такой малости.

— А правда ли, что ты, будучи бригадиром на кабельных работах, ввел пресловутые графики?

— Еще как! Это Вадим Тихонов — свидетель.

— Ерофеев, я знаю, что одно из твоих бессмертных творений ты потерял то ли в электричке, то ли еще где. Может быть, можно попытаться отыскать?

— Едва ли. Потому что то ли одна, то ли две МГУ-шные экспедиции ездили по линии Москва — Петушки с тем, чтобы найти, и ничего подобного они... Они смотрели и по левую, и по правую сторону очень внимательно и ничего не обнаружили.

— А что это было за произведение?

— Ну, я вообще не люблю называть жанры. Ну, просто — «Шостакович».

— Не биографическое же эссе?

— Еще бы! И то — Шостакович там присутствовал только самым косвенным образом. Там как только герои начали вести себя, ну... как сказать... Вот, у меня этот прием уже украден — как только герои начали вести себя не так, как должно, то тут начинаются сведения о Дмитрии Дмитриевиче Шостаковиче. Когда родился, кандидат такой-то, член такой-то и член еще такой-то Академии наук, почетный член, почетный командор легиона. И когда у героев кончается этот процесс, то тут кончается Шостакович и продолжается тихая и сентиментальная, более или менее, беседа. Но вот опять у них вспыхивает то, что вспыхивает, и снова продолжается: почетный член... Итальянской академии Санта-Чечилия и то, то, то, то... И пока у них все это не кончается, продолжается ломиться вот это. Так что Шостакович не имеет к этому ни малейшего отношения.

— А вдруг откликнется тот, кто это нашел? Расскажи подробнее, когда это было и как это выглядело?

— Это — две черные тетради и четыре записные книжки.

— А в чем все лежало?

— Все это было в сетке. Я могу назвать точно — вот это знойное самое лето. 72-й год. Знойное лето под Москвою. Я когда увидел пропажу, я весь бросился в траву, и спал в траве превосходно. Представь себе, что это было за лето, когда можно было ночевать в нашей траве.

— А почему «Шостакович», а не «Хренников»?

— Тихон Хренников — очень хороший человек.

— Чем же?

— Мне у него нравятся ранние песни.

— Одна или все?

— Все.

— Тогда действительно — хороший человек.

— Очень славный малый.

— Старый хрен Тихонов и молодой Тихон Хренников — очень старая шутка.

— Причем, заметь, мною же изобретенная в 56-м году.

— Ладно. Хрен с ним, с Хренниковым. Давай лучше вспомни поточнее: какого цвета была сетка? Может быть, вспомнишь?

— Трудно установить, потому что сетка была не моя, а была моего знакомого из Павлова-Посада. И потом там были две бутылки, что и соблазнило.

— Бормотухи?

— Да. Что и соблазнило тех, которые покусились. Я бы на их месте поступил бы гуманнее.

— Не знаю, как ты на их месте, а я бы...

— Я бы тоже, пожалуй. Я бы тоже.

— Ты оставил в электричке?

— Господи, откуда мне знать? Я проснулся в электричке с совершенно угасшим светом, и я сидел один в вагоне, и причем в тупике.

— А что же ты пил, Веничка, что дошел до такого?

— Еб твою мать — он задает мне вопросы какие! Он ведет допрос, как самый неумелый из следователей.

— Как это? Я веду допрос по всем правилам. Как завещали отцы и деды.

— Хуево ты ведешь допрос.

— Пил ли ты в этот день коньяк?

— Еще как!

— А зубровку?

— Пил и зубровку.

— Зверобой и охотничью, и полынную, и померанцевую, и кориандровую... весь ностальгический набор.

— Очень жалко «Дмитрия Шостаковича», потому что, когда я писал, действительно спрашивал сосед: «Ерофеев, ты чего опять какую-то блядь приводил?» Я говорю: «Какую же это я приводил блядь?» — «Ну как же, ты всю ночь смеялся!» Я говорю: «Почему же, ну... я просто так...» — «Я человек бывалый. Я человек бывалый. Так я тебе и поверил, так я тебе и поверил, что ты — просто так. Опять какую-нибудь блядь приволок».

— А где ты жил тогда?

— На станции Электроугли.

— Снимал угол?

— Какой там — снимал угол, когда крысы бегали из угла в угол.

— Значит, «Дмитрий Шостакович» — 72-й, а «Розанов»?

— «Розанов» попозже на год. 73-й. И то меня пригласил человек, который возглавлял журнал «Евреи и мы».

— «Евреи в СССР»?

— Нет...

— «Страна и мир» есть...

— «Евреи в СССР», по-моему. Он еще приехал ко мне, я снимал маленький дом в Болшево, он ко мне приехал и демонстрировал мне вот эту желтую звезду... и все такое. И с ним была целая публика с этими желтыми звездами, а в ответ у меня в этот день были люди слишком православно настроенные, там... ну, известная заваруха. Рождественская заваруха 73-го года.

— То есть уже тогда общество «Память» существовало?

— Оно тогда у меня на глазах возникало.

— И они у тебя в доме встретились?

— В том-то и дело. Все встретились у меня в доме: и воинствующие иудаисты... забыл я фамилии... Воронель, который был главным редактором «Евреи в России», и вот эти вот, которые их ненавидели...

— Не произошло ли у них конфликта?

— Маленький был, но я исполнял роль вот этого маленького...

— Арбитра? Ты им говорил: «Брек!»?

— Я им этого не говорил, но они поняли.

— Ерофеев, а родная советская власть — насколько она тебя полюбила, когда слава твоя стала всемирной?

— Она решительно не обращала на меня никакого внимания. Я люблю мою власть.

— За что же особенно ты ее любишь?

— За все.

— За то, что она тебя не трогала и не сажала в тюрьму?

— За это в особенности люблю. Я мою власть готов любить за все.

— А что больше нравится тебе в твоей власти: ее слова, ее уста, ее поступь и поступки?

— Я все в ней люблю. Это вам вольно рассуждать о моей власти, ебена мать. Это вам вольно валять дурака, а я дурака не валяю, я очень люблю свою власть, и никто так не любит свою власть, ни один гаденыш не любит так мою власть.

— Отчего же у вас невзаимная любовь?

— По-моему, взаимная, сколько я мог заметить. Я надеюсь, что взаимная, иначе зачем мне жить?!

— Хорошо. Между «Розановым» и «Вальпургиевой ночью» 13 лет. Что-то было в этом промежутке?

— Какое кому собачье дело?! Кому какое идиотское собачье дело, было чего-нибудь или не было. Это — вторгаться в интимные отношения.

— Но от тебя, как от Шекспира, ждут новых эпохальных произведений...

— Это я понимаю. Я если чего-нибудь пишу, то эпохальное, как говорит мэтр Тихонов.

— Кстати, ты замечательно создал образ Тихонова. Твой друг Вадя так прочно вошел в наш фольклор, а кстати, сам Вадя подозревает, что он настолько остроумен и гениален?

— Он не подозревает. За него приходится придумывать даже вот эти штуки, вроде: «Двадцать шесть бакинских комиссаров — ты бы смог слопать?»

— Так это ты Вадю изобразил в «Вальпургиевой ночи»?

— Вадю стоит везде изобразить. Во Владимире, когда мне сказали: «Ерофеев, больше ты не жилец в общежитии». И приходит абсолютно незнакомый человек и говорит: «Ерофейчик. Ты Ерофейчик?» Я говорю: «Как то есть Ерофейчик?» — «Нет, я спрашиваю: ты Ерофейчик?» Я говорю: «Ну, в конце концов, Ерофейчик». — «Прошу покорно в мою квартиру. Она без вас пустует. Я предоставляю вам политическое убежище».

— А кстати, история с пистолетами тогда же произошла?

— Да, да, да.

— Это когда ты уже у Вади жил?

—Да.

— А зачем этот человек считал, что тебе нужны пистолеты?

— А вот хрен его знает. Но тут удивляться нечему. За день до этого меня останавливал один парень с физико-математического факультета, вернее, я его остановил и спросил: «Там, внизу, есть водяра, хоть какая-нибудь?» Он говорит: «Есть. Есть «Российская». Так вот, на следующий день торжественное собрание, ей-богу, торжественное собрание вот этого вот физико-математического факультета этого парня исключает. Человек уже на 4-м курсе, ебена мать.

— То есть человек с пистолетами решил, что тебе придется отстреливаться?

— Нет, просто слава моя была такова, что все думали, что мне нужны пистолеты.

— Трудно поверить, что о Ерофееве шла слава, как об извозчике Комарове или Ваньке Каине.

— Больше. Девушка... как звать эту девушку... Ивашкина...

— Ерофеев, ты заявил «Вальпургиеву ночь» как первую часть трилогии, а у меня на дне рождения сказал, что заканчиваешь вторую часть.

— Мало ли чего по пьянке не брякнешь. Ебенать.

— А может, все-таки напишешь?

— Ну, не знаю. Это надо мне за город поехать и печку затопить.

— Ну, давай я тебе дачу найду.

— Я сам найду и сам...

— Ладно, Веничка. Последний вопрос. Кто из советских литераторов или политических деятелей оказал на тебя наибольшее влияние?

— Если говорить о влиянии, то культуртрегерское — Аверинцев, Аверинцев.

— А Лотман?

— Лотман пониже, как говорят дирижеры. И Муравьев. Я знаю, о чем говорю, ебена мать!

— А из политических деятелей?

— Аракчеев и Столыпин. Если хорошо присмотреться, не такие уж они разные.

— В таком случае, сюда бы Троцкого.

— Упаси бог. Этого жидяру, эту блядь, я бы его убил канделябром. Я даже поискал бы чего потяжелее, чтобы его по голове хуякнуть.

— А кого из членов большевистского правительства ты бы не удавил?

— Пожалуй, Андропова.

— Душителя диссидентов?

— Нет, он все-таки был приличный человек.

— Не кажется ли тебе странным, что за 70 лет единственный приличный человек — и тот начальник охранного отделения?

— Ничего странного. Наоборот. Хороший человек. Я ему даже поверил. Потом он снизил цены на водяру — четыре семьдесят. Подумаешь там, танки в Афганщине...

— Ну, танки Брежнев ввел.

— Плевать, кто вводил и куда. Этого уже народ не помнит. Но то, что водка стала дешевле!..
[свернуть]
Botanik вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 26.08.2010, 22:11   #19
double CD
+/- Информация
Репутация: 694
Re: Венедикт Ерофеев


квиэнтессенция саморазрушения

и да, "Москва-Петушки" в начитке самого Ерофеева
http://downloads.abuki.info/Erofeev/...a-Petushki.zip
spiritus вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 03.11.2011, 15:15   #20
digipack
+/- Информация
Репутация: 811
Re: Венедикт Ерофеев

Цитата:
Душа моя распухла от горечи, я весь от горечи распухал, щемило слева от сердца, справа от сердца тоже щемило. Все мои ближние меня оставили. Кто в этом виноват, они или я, разберется в День Суда Тот, Кто, и так далее. Им просто надоело смеяться над моими субботами и плакать от моих понедельников. Единственные две-три идеи, что меня чуть-чуть подогревали, тоже исчезли и растворились в пустотах.

И в довершение от меня сбежало последнее существо, которое попридержало бы меня на этой Земле. Она уходила - я нагнал ее на лестнице. Я сказал ей: "Не покидай меня, белопупенькая!" - потом плакал полчаса, потом опять нагнал, сказал: "Благословеннолонная, останься!" Она повернулась, плюнула мне в ботинок и ушла навеки.

Я мог бы утопить себя в своих собственных слезах, но у меня не получилось. Я истреблял себя полгода, я бросался под все поезда, но все поезда останавливались, не задевая чресел. И у себя дома. Над головой, я вбил крюк для виселицы, две недели с веточкой флер-д-оранжа в петлице я слонялся по городу в поисках веревки, но так и не нашел. Я делал даже так: я шел в места больших маневров, становился у главной мишени, в меня лупили все орудия всех стран Варшавского пакта, и все снаряды пролетали мимо. Кто бы ты ни был, ты, доставший мне эти три пистолета, - будь ты четырежды благословен.
Botanik вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 03.11.2011, 15:21   #21
vinyl 10"
+/- Информация
Репутация: 1193
Re: Венедикт Ерофеев

читав тільки малу прозу. МП, бляха, до рук так і не хочуть потрапити мені. хоча, насправді, давно треба було в електронці прочитати
мала проза - цілком о, у, а і так далі
valmakar вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 03.11.2011, 15:27   #22
digipack
+/- Информация
Репутация: 811
Re: Венедикт Ерофеев

Перед тем как читать , вьеби чего нибудь. и во время. и после. так лучше ГЛУБИНЫ ПОЗНАЮТСЯ.
я всё читал раз по 1436576, он совершенен

Добавлено через 2 минуты
ВОДЧЕЛКИ ВЬЕБи , к примеру
Botanik вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 03.11.2011, 15:30   #23
vinyl 10"
+/- Информация
Репутация: 1193
Re: Венедикт Ерофеев

непременно
valmakar вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 03.11.2011, 15:54   #24
амеломан
+/- Информация
Репутация: 294
Re: Венедикт Ерофеев

читав на один раз менше, ніж ботанік))
стійка асоціація: перший курс, засипана склом підлога у кімнаті гуртожитку, підпалений паркет. посеред забльованої підлоги розкидані примірники вічно тверезого джойса і стільки ж п'яного ділана томаса. збоку, біля вікна, ліжко. читаю вєнічку.
навіть зараз (трохи), згадування лише імені венічки, цього неймовірно привабливого декадентського образа, заставляє напружитись і притлумлювати ностальгію і гамувати відчуття часу, що проходить повз.
ehnaton вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 03.11.2011, 15:57   #25
digipack
+/- Информация
Репутация: 811
Re: Венедикт Ерофеев

я тебя люблю
Botanik вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 03.11.2011, 15:57   #26
амеломан
+/- Информация
Репутация: 294
Re: Венедикт Ерофеев

ehnaton вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 21.12.2011, 02:38   #27
because it's wrong
+/- Информация
Репутация: 953
Re: Венедикт Ерофеев

Цитата:
Сообщение от Botanik Посмотреть сообщение
Перед тем как читать , вьеби чего нибудь. и во время. и после. так лучше ГЛУБИНЫ ПОЗНАЮТСЯ.
Зашёл сюда сказать про это же.

Так вот встретишь на улице, бывает, пьяницу. А он у тебя обязательно червончик стрельнет, ну ты когда дашь, когда не дашь, в зависимости от личных принципов и наличествования наличности. А потом ведь - даже если дашь - никогда сразу не уйдёт, хоть и трясёт его всего, и видно по жеванию губ, как ему выпить охота с утра. Стоит рядом, всё благодарит-благодарит, бога поминает всуе, что-то лечит тебе, лечит, а ты слушаешь, головой так киваешь, вроде как соглашаешься. Не будешь же в самом деле с ним спорить ещё. Ну так вот он обычно надоедает быстро, пытаешься от него избавиться. Это от того, что вы с ним на разных волнах. А вот если взять да уйти со своей волны, въебать с ним вместе - и к его волне поближе перебраться, тогда совсем по-другому воспринимаешь его бормотания. Слушаешь, понимаешь. Ведь любого человека понять всегда можно, как-то ощутить его состояние. И вот его бормотания, рассказы все, они чем-то сродни по психоделическому воздействию молитве даже, или раннему карренту93, или паре хороших плюшек - что-то есть в них искреннее и экстатичное. Ввергают они в какое-то состояние такое. Вот и М-П тоже. Читаешь её, как в душу человеку смотришь. Только надо с ним в резонанс войти с этим человеком.

У меня ещё издание клёвое, по правильной эстетике - 90й год, обложка мягкая, бумага неважная. Купил прошлой осенью на книжном развале рублей за тридцать, что ли.

scary_nickname вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 14.09.2012, 04:55   #28
mp3 128 kbps
+/- Информация
Репутация: 33
Re: Венедикт Ерофеев

К своему стыду, признаюсь, что читал только Москва-Петушки. Но был потрясен ею до глубины души, мне не приходит другое настолько же светлое произведение. Действительно поэма в прозе. Сколько раз напиваясь до потери ориентации в пространстве, мы подшучивали друг-другом, что главное не проснуться завтра на железнодорожной насыпи под Наро-фоминском.
Это не книга, это музыка сфер.
Ahniavit вне форума   Ответить с цитированием
Непрочитано 11.04.2014, 12:47   #29
tape
+/- Информация
Репутация: 85
Re: Венедикт Ерофеев

Обожаю Веню. Самый добрый и гуманный из русских писателей.
И прекрасный литератор, кстати.
charles_ryder вне форума   Ответить с цитированием
Ответ
Форум www.neformat.com.ua > Main > Literature

Опции темы Поиск в этой теме
Поиск в этой теме:

Расширенный поиск

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.


   
 
Текущее время: 20:25. Часовой пояс GMT +3.
Powered by vBulletin® Version 3.8.7
Copyright ©2000 - 2024, vBulletin Solutions, Inc.
Перевод: zCarot
НовостиСтатьиРецензии
ИвентыКонтактыФорум


Facebook Telegram Twitter YouTube Instagram Mixcloud SoundCloud

Designed by LaBIZz
Все материалы, размещенные на этом сайте, распространяются на условиях
Creative Commons Attribution-Share Alike 3.0 License.


© 2004-2024 Neformat Ukraine