Любимые стихи

[Ahniavit]

Топик о стихах своих есть, а такого топика нет. Искренне считаю, что это несправедливо (вот чужие стихи я люблю больше, чем свои, например).

Начну с жуткого, но любимого поэта Тёмы Шепеля:

..и особенно на заре ты его во мне не буди
несмышлёное солнце яркое не по годам
не уймёт нечеловеческий аппетит
ты не представляешь как он оголодал
ты не знаешь на этом свете не хватит солнц
чтобы стал он хотя бы на долю секунды сыт
у него в последнее время такой беспокойный сон
что на всякий случай не завожу часы
он и сам как время тот же проглот всеяд
при таком раскладе какой может быть замут
не светись особо тем более не сияй
он пожрёт твоих зайцев и примется за саму
я почти разделяю охотничий твой азарт
но прошу тебя куда-нибудь уберись
до того как откроет вакуумные глаза
как разверзнет жерла внутренний мой фенрис
© Артём Шепель

[Біджо]

не знаю, что такое БСЭ, но в стихе об отчуждении. отчуждение никогда не теряет актуальности, потому мне стих и нравится

Добавлено через 1 минуту
а, видимо Большая Советская Энциклопедия?

[Каспар Хаузер]

Общепринятое сокращение.

Главный гимн отчуждению - дыр буд щил

Добавлено через 19 минут
РЕЛИГИЯ – ЭТО СТОМАТОЛОГИЯ

Вначале слово было только у немногих,
И поэтому речь шла о них же.
Большинству просто не давали открыть рот,
И поэтому они и не знали никаких других слов.

Но вскоре массы заговорили и тогда выяснилось,
Что все изреченное есть ложь,
Но поскольку заткнуть рот им
уже все равно не удалось бы,
Пришлось создать институт контроля за ртами.

Итак: Религия – это Стоматология.
Она настаивает не ежедневном отправлении культа –
утром после еды и вечером перед сном.
Также полагается два раза в год показываться
специалисту для профилактического осмотра.
Она уверяет, что вы все равно обратитесь к ней,
особенно, если слишком долго были беспечны.

И вы действительно начинаете чувствовать,
что все окружающее лишь суета сует,
что мир, расположенный за границами полости рта,
иллюзорен, что его как бы нет.
Что вы совсем запустили самое дорогое
(а этот сервис и вправдунедешев),
ведь что бы ни говорили,
каждый из нас умирает наедине со своими
зубами.
И каждого из нас на Страшном Приеме спросят,
заботился ли он об их спасении,
а как нет, то ему уже поздно будет взывать
к deus ex бор-machina.

Вначале слово было у немногих,
и поэтому речь шла о них же.

Когда безъязыкие заговорили,
придрались к их запаху изо рта.

Так появилась Стоматология.
Так появилась Церковь.
И многие прочие богоугодные заведения.

Павел Арсеньев

Добавлено через 40 секунд
Вечер (около) левой поэзии

[Ahniavit]

Расскажи мне чего я стою,
Скажи, что ты меня помнишь.
Я дни обессмыслил тоскою,
Мне срочно нужна помощь.
Не то, что бы я не справляюсь,
Но знаешь, всё не так просто,
Когда, широко улыбаясь,
Сбиваешь для гроба доски.
Мне трудно расправить плечи,
Собрать моего сердца клочья.
Слыхал я, что время лечит.
Брехня, говорю тебе точно!

Расскажи мне чего я стою,
Но не говори, что любишь.
Я слышал таких историй,
Ты нас обоих погубишь:
Я сяду напротив, в кресле,
В кафе, где ни разу не был.
И этой же ночью, вместе,
Будем звезды считать на небе.
Мы будем уже без одежды,
Лежать, обернувшись покоем.
И вдруг ты прошепчешь нежно:
"Скажи мне, чего я стою?"

/Николай Быстров/

[Біджо]

Ahniavit, автор - современник?

Добавлено через 46 минут
Прекрасный стих прекрасного Твардовского

В тот день, когда окончилась война

В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счет салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.

В конце пути, в далекой стороне,
Под гром пальбы прощались мы впервые
Со всеми, что погибли на войне,
Как с мертвыми прощаются живые.

До той поры в душевной глубине
Мы не прощались так бесповоротно.
Мы были с ними как бы наравне,
И разделял нас только лист учетный.

Мы с ними шли дорогою войны
В едином братстве воинском до срока,
Суровой славой их озарены,
От их судьбы всегда неподалеку.

И только здесь, в особый этот миг,
Исполненный величья и печали,
Мы отделялись навсегда от них:
Нас эти залпы с ними разлучали.

Внушала нам стволов ревущих сталь,
Что нам уже не числиться в потерях.
И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
Заполненный товарищами берег.

И, чуя там сквозь толщу дней и лет,
Как нас уносят этих залпов волны,
Они рукой махнуть не смеют вслед,
Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.

Вот так, судьбой своею смущены,
Прощались мы на празднике с друзьями.
И с теми, что в последний день войны
Еще в строю стояли вместе с нами;

И с теми, что ее великий путь
Пройти смогли едва наполовину;
И с теми, чьи могилы где-нибудь
Еще у Волги обтекали глиной;

И с теми, что под самою Москвой
В снегах глубоких заняли постели,
В ее предместьях на передовой
Зимою сорок первого;
и с теми,

Что, умирая, даже не могли
Рассчитывать на святость их покоя
Последнего, под холмиком земли,
Насыпанном нечуждою рукою.


Со всеми - пусть не равен их удел, -
Кто перед смертью вышел в генералы,
А кто в сержанты выйти не успел -
Такой был срок ему отпущен малый.

Со всеми, отошедшими от нас,
Причастными одной великой сени
Знамен, склоненных, как велит приказ, -
Со всеми, до единого со всеми.

Простились мы.
И смолкнул гул пальбы,
И время шло. И с той поры над ними
Березы, вербы, клены и дубы
В который раз листву свою сменили.

Но вновь и вновь появится листва,
И наши дети вырастут и внуки,
А гром пальбы в любые торжества
Напомнит нам о той большой разлуке.

И не за тем, что уговор храним,
Что память полагается такая,
И не за тем, нет, не за тем одним,
Что ветры войн шумят не утихая.

И нам уроки мужества даны
В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.
Нет, даже если б жертвы той войны
Последними на этом свете были, -

Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Прожить без них в своем отдельном счастье,
Глазами их не видеть их земли
И слухом их не слышать мир отчасти?

И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
В конце концов у смертного порога,
В себе самих не угадать себе
Их одобренья или их упрека!

Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Нет. Не избыть нам связи обоюдной.
Не мертвых власть, а власть того родства,
Что даже смерти стало неподсудно.

К вам, павшие в той битве мировой
За наше счастье на земле суровой,
К вам, наравне с живыми, голос свой
Я обращаю в каждой песне новой.

Вам не услышать их и не прочесть.
Строка в строку они лежат немыми.
Но вы - мои, вы были с нами здесь,
Вы слышали меня и знали имя.

В безгласный край, в глухой покой земли,
Откуда нет пришедших из разведки,
Вы часть меня с собою унесли
С листка армейской маленькой газетки.

Я ваш, друзья, - и я у вас в долгу,
Как у живых, - я так же вам обязан.
И если я, по слабости, солгу,
Вступлю в тот след, который мне заказан,

Скажу слова, что нету веры в них,
То, не успев их выдать повсеместно,
Еще не зная отклика живых, -
Я ваш укор услышу бессловесный.

Суда живых - не меньше павших суд.
И пусть в душе до дней моих скончанья
Живет, гремит торжественный салют
Победы и великого прощанья.

[свернуть]

Добавлено через 52 минуты
Во второй половине двадцатого века
Вырастает заметно цена человека.
И особенно ценятся мертвые люди.
Вспоминают о каждом из них, как о чуде.
Это правда, что были они чудесами,
Только, к счастью, об этом не ведали сами.
Но живые в цене повышаются тоже,
Это знают —
Особенно кто помоложе.
Дескать, я человек —
Наивысшая ценность.
Но, прошу извинения за откровенность,
В лисах ценится хвост,
В свиньях — шкура и сало,
И в пчеле почитается мед, а не жало.
Человеку другие положены мерки,
Целый мир называет его на поверке.
И цена человека —
Неточный критерий,
Познаваемый только ценою потери.
Велика ли заслуга —
Родиться двуногим,
Жить в квартире с удобствами,
А не в берлоге?
Видеть мир, объясняться при помощи речи,
Вилкой с ножиком действовать по-человечьи?

Тех, кто ценит себя, я не очень ругаю,
Но поймите — цена человека другая!

Евгений Долматовский, 1965

[Ahniavit]

bettelheise, в душе не е... понятия не имею. :) Попалось на глаза в соц.сетях - зацепило.

[Біджо]

я к тому, что такая обездоленная ваниль только там и может обитать

[Ahniavit]

bettelheise, иногда бываю до крайности сентиментален :)

[Ahniavit]

Я всегда твердил, что судьба - игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако - сильно.

Я считал, что лес - только часть полена.
Что зачем вся дева, если есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнёт на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке - ужас пола.
Что любовь, как акт, лишина глагола.
Что не знал Эвклид, что сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишина мотива,
но зато её хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладёт на плечи.
Я сижу в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли, и дням грядущим
я дарю их, как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.

Иосиф Бродский

[Ahniavit]

Промолчу, как безъязыкий зверь.
Чтоб узнать, что у меня внутри,
Разложи меня, как тряпочку в траве,
И скажи: «Умри, лиса, умри».

Покатились по лесу глаза,
Чтобы на себя не посмотреть.
Ты сказал: «Умри, лиса, умри».
Это значит, нужно умереть.

Промолчу, как рыба и мертвец,
Чтоб тебе спокойно говорить,
Разложив меня как тряпочку в траве:
«МРИЛИСАУМРИЛИСАУМРИ».

Ржавым будущим по мне прошлась коса.
Полумесяц вынул острый нож.
Все сказали мне: «УМРИ, ЛИСА, УМРИ, ЛИСА».
Все убьют меня, и ты меня убьешь.

Я уже не слышу голоса.
Если хочешь, все же повтори:
«РИЛИСАУМРИЛИСАУМРИЛИСА
САУМРИЛИСАУМРИЛИСАУМРИ».

Не узнаешь своего лица,
Попадая вновь все в тот же ритм.
Только не УМРИЛИСАУМРИЛИСА,
А УМРИ И САМ УМРИ И САМ И САМ УМРИ.

Посмотри в мои красивые глаза,
Я хочу тебе их подарить.
Помолись: «УМРИЛИСАУМРИЛИСАУМРИЛИСА»
ИЛИ САМ УМРИ И САМ УМРИ И САМ УМРИ.

Я затем даю себя убить,
Чтоб в шубийство кутаясь в мороз,
Ты бы мог рукой пошевелить,
Как когда-то шевелился хвост.

Перед зеркалом ты рыжий шерстяной,
Словно зверь с чудовищем внутри.
Ты однажды отразишься мной.
Я скажу тебе: «УМРИ, ЛИСА, УМРИ».

(Алина Витухновская)

[blood clot]

по погоді...


Пастернак. ЗИМНЯЯ НОЧЬ

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

[Мій Хижак]

крутой стих, тоже очень его люблю и радио "Алла" рекомендует

YouTube

[blood clot]

[Каспар Хаузер]

Валерий Молот:

когда разросшиеся деревья утрачивают отживающие листья,
а из пустоты воздуха и бездыханности пустоты возникают листья оживающие,
— разреши мне остаться, молит вдох.
— останься, разрешает выдох.

тогда наступает странный день или день уступок.
в этот день — на моих руках отживают листья, и под моими руками — оживают.
этот день уступаю я выдоху — оставленному без надзора хозяину
и вдоху — забытому гостю.

день уступок начинается ещё вечером отживающего дня
или уже утром дня оживающего.

вдруг сразу внезапно и неожиданно
повисают руки в воздухе, словно ветви разросшихся деревьев,
и склоняются к ним ноги, словно корни,
а к ногам бессильно припадает голова вершиной.

вдруг сразу внезапно и неожиданно
совпадают желания древесного тела и жизни, его питающей, —
и отживает древо и оживает тело —
вдруг сразу внезапно и неожиданно.

наступает странный день, но не день уступок — день утрат.
всю ночь дня отживающего тянется день утрат,
чтобы закончиться утром дня оживающего.

таинственно прикрыв руками голову и укрыв голову ногами,
шепчутся листья, и оживают вдохами, и выдохами отживают,
и порывами доносят до меня уступки.
и оживает лист под моей рукой — как мольба вдоха,
и отживает — как разрешение выдоха.

а утром оживающего дня
разросшиеся на деревьях листья заполняют вдохами пустоту бездыханного воздуха,
и утраченная бездыханность пустоты наполняется выдохом,
выдохом утраченного дня.

и странный день наступает после дня уступок и дня утрат — наступает день жизни.
ожили листья под моей рукой — те, что молили, те, что остались. ожили листья.

и как разросшееся дерево, утратившее листья отжившие,
и как наполненная листьями ожившими пустота бездыханности, молю я
— останься, вдох.
— останусь, отвечает выдох.

[Каспар Хаузер]

12-летний мальчик стихами зарабатывает до 90 тысяч рублей в месяц

http://mn.ru/society/20121228/334222415.html

. На вопрос, хотел бы он быть обычным ребенком, гулять во дворе с друзьями и не заботиться о деньгах, Олег отрицательно качает головой: «Мне нравится быть талантливым. Нравится писать стихи, удивлять людей, изобретать что-то. Вот у меня есть свой придуманный город Гринтаун. Это обычный такой город, чем-то похож на нашу квартиру», - рассказал Олег.

Я — будущий Пушкин! А может, — Есенин!
А может я буду как Блок, или Бродский?
Не надо поклонов, похвал, восхищений,
Не надо советов давать идиотских!
Я буду поэтом!.. В душе наболело!..
Пусть строки прольются бурлящей рекою!
Да, пусть я ребенок! Какое вам дело?
Покуда нет рифмы, — мне нету покоя!

Я домой иду, иду. Засыпаю на ходу.
Очень-очень я устал. Целый вечер я играл!
Я работал и работал, и три тыщи заработал!
Завтра в магазин пойду, — вертолет себе куплю!
И машинку бы купить, — только денег подкопить.

Бля, ад какой-то

[Біджо]

ВОТ МАЛОЛЕТНИЙ ГАНДОН!

[Каспар Хаузер]

bettelheise, ты должен был увидеть использование ребенка

Елена Печерникова воспитывает детей одна. Она дает уроки сольфеджио, но зарабатывает мало. «Я сделала все для Олега, что могла, я его выносила, выкормила грудью. Сейчас я ему уже ничего не могу дать, только одеть потеплее. Я бы очень хотела, чтобы у сына появился покровитель, который бы помог ему в жизни пробиться», - сказала Елена.

— Олег, а ты веришь в Деда Мороза?

— Нет. И не верил никогда.

— Может, у тебя есть заветное желание?

— Не знаю, нет. Ну, я хочу пулеметик, чтобы стрелял пульками.

весь материал можно разобрать на цитаты. Это - шедевр

[Мій Хижак]

скоро на Арбате появится маленький "будущий" Достоевский, который будет заниматься жизнеописанием этого мальчика и копить на 3-х комнатную

[Каспар Хаузер]

Я жду маленького Горгулова, который наделает в бюрократах немаленькие дырочки.

[Каспар Хаузер]

Поплавский

Моя любовь подобна всем другим
Нелюбящих конечно сто процентов
Я добродушен нем и невредим
Как смерть врача пред старым пациентом
Любить любить кричит младой холуй
Любить любить вздыхает лысый турок
Но никому не сладок поцелуй
И чистит зубы сумрачно Лаура
Течет дискуссия как ерундовый сон
Вот вылез лев и с жертвою до дому
Но красен горький пьяница лицом
Толстяк доказывает пальцами худому
Шикарный враль верчу бесшерстый ямб
Он падает как лотерея денег
Шуршит как молодых кальсон мадополам
Торчит как галстук сыплется как вейник
И хочется беспомощно галдеть
Валять не замечая дождик смеха
Но я сижу лукавящий халдей
Под половинкой грецкого ореха
Халтуры спирохет сверлит костяк
И вот в стихах подергиванье звука
Слегка взревел бесполый холостяк
И пал свалился на паркет без стука
И быстро разлагаясь поползли
Прочь от ствола уродливые руки
Что отжимали черный ком земли
И им освободили Вас от скуки
Как пред кафе безнравственные суки
Иль молния над улицей вдали

[Frith]

Иванов Георгий
Хорошо, что нет Царя.
Хорошо, что нет России.
Хорошо, что Бога нет.

Только желтая заря,
Только звезды ледяные,
Только миллионы лет.

Хорошо - что никого,
Хорошо - что ничего,
Так черно и так мертво,

Что мертвее быть не может
И чернее не бывать,
Что никто нам не поможет
И не надо помогать.

[Біджо]

Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье,

И совершенству ложный приговор,
И девственность, поруганную грубо,
И неуместной почести позор,
И мощь в плену у немощи беззубой

И прямоту, что глупостью слывет,
И глупость в маске мудреца, пророка,
И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока.

Все мерзостно, что вижу я вокруг,
Но как тебя покинуть, милый друг!


С.Маршак, перевод 66-го сонета У.Шекспира

[bc_ranger]

А ми зустрiчались...
Иван Андрощук
***
Мы с Вами где-то встречались
(розмінна фраза)

А ми зустрічались. Не тут і не в цьому столітті –
В наступному кадрі, чи може, в минулому світі,
Можливо, були ми квітками в одному суцвітті,
Чи просто – сусідніми днями в спекотному літі.

А ми зустрічались. Лиш спогад у пам'яті стерся.
Можливо, були ми двома половинками серця,
Луною і криком, чи змістом одного мовчання –
Ніде і ніколи, та все- таки ми зустрічались.

Ніде і ніколи, та все-таки ми зустрічались…
Два промені зірки в холодному просторі мчали,
Два промені зірки на мить перетнулись в дзеркалах:
А ми зустрічались…
А ми зустрічались…
А ми зустрічались…


© Copyright: Иван Андрощук, 2011

[Botrytis]

Интимная, Константин Реуцкий:
Чайничек краснопузый, в белый уютный горошек
По столу скачет, серебряным ситечком машет.
В остуженных улицах рыщут Борей да пороша.
Медведи... медведи... а где же, где она - моя Маша?
Я ждал и не сразу заметил: меня стало впоровну меньше,
Сердце теперь, как кулак, в котором горсть насекомых.
Друзья, как всегда, посоветовали: жен-шень и побольше женщин.
И я, всмотревшись в их лица, вдруг, понял, что мы не знакомы

Ахматова:
Когда лежит луна ломтем чарджуйской дыни
На краешке окна и духота кругом,
Когда закрыта дверь, и заколдован дом
Воздушной веткой голубых глициний,
И в чашке глиняной холодная вода,
И полотенца снег, и свечка восковая
Горит, как в детстве, мотыльков сзывая,
Грохочет тишина, моих не слыша слов, —
Тогда из черноты рембрандтовских углов
Склубится что-то вдруг и спрячется туда же,
Но я не встрепенусь, не испугаюсь даже.
Здесь одиночество меня поймало в сети.
Хозяйкин черный кот глядит, как глаз столетий,
И в зеркале двойник не хочет мне помочь.
Я буду сладко спать. Спокойной ночи, ночь

Еще с детства люблю поэзию Гюго:
Работница без глаз, предательская пряха
Качает колыбель для тлена и для праха,
Ведет она полки, ведет за трупом труп,
И, опьяненная безумным воем труб
И кровью сытая, потом с похмелья вянет,
Но человечество к своей попойке тянет.
Нагнав ораву туч и накликая ночь,
Все звезды, всех богов она сшибает прочь
И вновь безумствует на черных пепелищах,
В пороховом дыму, в тяжелых сапожищах
Распространеньем зла, как прежде, занята,
Животных выгонит, но предпочтет скота
И может лишь одно придумать бестолково.
Снять императора, чтоб возвести другого.

И упоминавшийся уже Семенко:
Нерви. Рухливі в безсиллі.
Зимність. Потворна, як жах.
Думки похилі
В небесах.
Безсилля душить.
Напруження з центру.
Туга силу живу заглушить, заглушить,
заглушить —
Як здиблю мертву.
Не мислить про найдорожчі вії.
Не розміцнитись, щоб не зобачить загин.
…Нерозважність хуртовин…
Неврастенія.

22. XII. 1916

[Біджо]

Саша Чёрный

Стилизованный осёл
(Ария для безголосых)

Голова моя — тёмный фонарь с перебитыми стёклами,
С четырех сторон открытый враждебным ветрам.
По ночам я шатаюсь с распутными пьяными Фёклами,
По утрам я хожу к докторам. Тарарам.

Я — волдырь на сиденье прекрасной российской словесности,
Разрази меня гром на четыреста восемь частей!
Оголюсь и добьюсь скандалёзно-всемирной известности,
И усядусь, как нищий-слепец, на распутье путей.

Я люблю апельсины и всё, что случайно рифмуется,
У меня темперамент макаки и нервы как сталь.
Пусть "П.Я." — старомодник из зависти злится и дуется,
И вопит: "Не поэзия — шваль!"

Врёшь! Я прыщ на извечном сиденье поэзии,
Глянцевито-багровый, напевно-коралловый прыщ,
Прыщ с головкой белее несказанно-жженой магнезии,
И галантно-развязно-манерно-изломанный хлыщ.

Ах, словесные, тонкие-звонкие фокусы-покусы!
Заклюю, забрыкаю, за локоть себя укушу.
Кто не понял — невежда. К нечистому! Накося — выкуси.
Презираю толпу. Попишу? Попишу, попишу...

Попишу животом, и ноздрей, и ногами, и пятками,
Двухкопеечным мыслям придам сумасшедший размах,
Зарифмую всё это для стиля яичными смятками
И пойду по панели, пойду на бесстыжих руках...
(1909)

Диета

Каждый месяц к сроку надо
Подписаться на газеты.
В них подробные ответы
На любую немощь стада.

Боговздорец иль политик,
Радикал иль чёрный рак,
Гениальный иль дурак,
Оптимист иль кислый нытик —
На газетной простыне
Все найдут своё вполне.

Получая аккуратно
Каждый день листы газет,
Я с улыбкой благодатной,
Бандероли не вскрывая,
Аккуратно, не читая,
Их бросаю за буфет.

Целый месяц эту пробу
Я проделал. Оживаю!
Потерял слепую злобу,
Сам себя не истязаю;
Появился аппетит,
Даже мысли появились...
Снова щёки округлились —
И печёнка не болит.

В безвозмездное владенье
Отдаю я средство это
Всем, кто чахнет без просвета
Над унылым отраженьем
Жизни мерзкой и гнилой,
Дикой, глупой, скучной, злой…

Получая аккуратно
Каждый день листы газет,
Бандероли не вскрывая,
Вы спокойно, не читая,
Их бросайте за буфет.
(1910)

[Enceladus]

Блок Александр Александрович

Как тяжко мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Но надо, надо в общество втираться,
Скрывая для карьеры лязг костей...

Живые спят. Мертвец встает из гроба,
И в банк идет, и в суд идет, в сенат...
Чем ночь белее, тем чернее злоба,
И перья торжествующе скрипят.

Мертвец весь день труди́тся над докладом.
Присутствие кончается. И вот —
Нашептывает он, виляя задом,
Сенатору скабрезный анекдот...

Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью
Прохожих, и дома, и прочий вздор...
А мертвеца — к другому безобразью
Скрежещущий несет таксомотор.

В зал многолюдный и многоколонный
Спешит мертвец. На нем — изящный фрак.
Его дарят улыбкой благосклонной
Хозяйка — дура и супруг — дурак.

Он изнемог от дня чиновной скуки,
Но лязг костей музы́кой заглушон...
Он крепко жмет приятельские руки —
Живым, живым казаться должен он!

Лишь у колонны встретится очами
С подругою — она, как он, мертва.
За их условно-светскими речами
Ты слышишь настоящие слова:

«Усталый друг, мне странно в этом зале». —
«Усталый друг, могила холодна». —
«Уж полночь». — «Да, но вы не приглашали
На вальс NN. Она в вас влюблена…»

А там — NN уж ищет взором страстным
Его, его — с волнением в крови...
В её лице, девически прекрасном,
Бессмысленный восторг живой любви...

Он шепчет ей незначащие речи,
Пленительные для живых слова,
И смотрит он, как розовеют плечи,
Как на плечо склонилась голова...

И острый яд привычно-светской злости
С нездешней злостью расточает он...
«Как он умён! Как он в меня влюблён!»

В её ушах — нездешний, странный звон:
То кости лязгают о кости.

[Ahniavit]

Как радостно
когда в ином кругу
хватив вина прочтешь стихотворенье
и через миг того не ожидая
хвалебное услышишь «заебись!»

/М. Сапего/

[blood clot]

через пару місяців - знов викладу Пастернака)
класика мля...

Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочащая слякоть
Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен
Чрез благовест, чрез клик колес
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.

[Біджо]

А.Блок

Под шум и звон однообразный,
Под городскую суету
Я ухожу, душою праздный,
В метель, во мрак и в пустоту.

Я обрываю нить сознанья
И забываю, что и как…
Кругом — снега, трамваи, зданья,
А впереди — огни и мрак.

Что́, если я, заворожённый,
Сознанья оборвавший нить,
Вернусь домой уничижённый, —
Ты можешь ли меня простить?

Ты, знающая дальней цели
Путеводительный маяк,
Простишь ли мне мои метели,
Мой бред, поэзию и мрак?

Иль можешь лучше: не прощая,
Будить мои колокола,
Чтобы распутица ночная
От родины не увела?

[ssovva]

В морозном воздухе растаял легкий дым,
И я, печальною свободою томим,
Хотел бы вознестись в холодном, тихом гимне,
Исчезнуть навсегда, но суждено идти мне
По снежной улице в вечерний этот час
Собачий слышен лай и запад не погас,
И попадаются прохожие навстречу...
Не говори со мной! Что я тебе отвечу?

Мандельштам

[Каспар Хаузер]

На ночь немножко спам-поэзии (или в данном случае поэзии дорвеев). Моя разбивка:

По слухам, наш швейцарский банк может участвовать, даже косвенно,

недавний скандал с золотой медалью нацистской партии,

даже если вы не иметь дело с моральной стороной вопроса,
он показывает часть

плохо разработаны

и полной осложнения,

как и мы, время от времени,

заключил договор с Ротшильдами

и успехов в принципе, на протяжении многих веков, чтобы поддерживать хорошие отношения с еврейскими бизнесменами.

Во всяком случае, одна из причин существования измеряется в нашем обществе, без лишних помех и без лишних

негативной огласки

или иным имуществом,
в том, что у нас есть достаточное количество компромиссов

почти все, и каждый,
будь то коммерческие предприятия, суверенные государства или крупных религий.

Есть и другие причины, но они будут обсуждаться позже. Ранее

(этот принцип, как доказательство нашей жизни, мы строго следуем все их усилия.)

дорвей