Даниил Хармс

[hatecore]

Дании́л Ива́нович Хармс (настоящая фамилия Ювачёв, по документам Ювачёв-Хармс; 17 (30) декабря 1905, Санкт-Петербург — 2 февраля 1942, Ленинград) — русский писатель и поэт. Стоял у истоков модернизма и абсурдизма в русской литературе, основатель творческого объединения ОБЭРИУ. Автор стихов и рассказов для детей.

Биография

Даниил Ювачёв родился 17 (30) декабря 1905 года в Санкт-Петербурге, в семье Ивана Ювачёва, бывшего заключённого, революционера-народовольца, сосланного на Сахалин , ставшего верующим и занявшегося там религиозной философией. Отец Хармса был знакомым Чехова, Толстого и Волошина.

Учился в привилегированной немецкой школе Петришуле. В 1924 году поступил в Ленинградский электротехникум, но вскоре был вынужден его оставить. В 1925 году занялся сочинительством. В ранней юности подражал футуристической поэтике Хлебникова и Кручёных. Затем, во второй половине 1920-х годов, отказался от преобладания «зауми» в стихосложении.

В 1925 году Ювачёв познакомился с поэтическим и философским кружком чинарей, куда входили Александр Введенский, Леонид Липавский, Яков Друскин и другие. Он быстро приобрел скандальную известность в кругах литераторов-авангардистов под своим изобретённым ещё в 17 лет псевдонимом «Хармс». Псевдонимов у Ювачёва было много, и он играючи менял их: Ххармс, Хаармсъ, Дандан, Чармс, Карл Иванович Шустерлинг и др. Однако именно псевдоним «Хармс» с его амбивалентностью (от французского «charme» — «шарм, обаяние» и от английского «harm» — «вред») наиболее точно отражал сущность отношения писателя к жизни и творчеству. Псевдоним был закреплён и во вступительной анкете Всероссийского Союза поэтов, куда Хармса приняли в марте 1926 года на основании представленных стихотворных сочинений, два из которых («Случай на железной дороге» и «Стих Петра Яшкина — коммуниста») удалось напечатать в малотиражных сборниках Союза.

Для раннего Хармса была характерна «заумь», он вступил в «Орден заумников DSO» во главе с Александром Туфановым. С 1926 года Хармс активно пытается организовать силы «левых» писателей и художников Ленинграда, создавая недолговечные организации «Радикс», «Левый фланг». С 1928 года Хармс пишет для детского журнала «Чиж» (его издатели были арестованы в 1931 году). Тогда же он становится одним из основателей авангардной поэтической и художественной группы «Объединение реального искусства» (ОБЭРИУ), в 1928 году проведшей знаменитый вечер «Три левых часа», где была представлена и абсурдистская «пиэсса» Хармса «Елизавета Бам».

Хармс был в декабре 1931 года вместе с рядом других обэриутов арестован, обвинен в антисоветской деятельности (при этом ему инкриминировались и тексты произведений) и приговорен 21 марта 1932 г. коллегией ОГПУ к трём годам исправительных лагерей (в тексте приговора употреблён термин «концлагерь»). В итоге приговор был 23 мая 1932 г. заменен высылкой («минус 12»), и поэт отправился в Курск, где уже находился высланный А. И. Введенский.

Он приехал 13 июля 1932 года и поселился в доме № 16 на Первышевской улице (сейчас улица Уфимцева). Город был переполнен бывшими эсерами, меньшевиками, просто дворянами, представителями различных оппозиций, научной, технической и художественной интеллигенцией. «Пол-Москвы и пол-Ленинграда были тут», — вспоминали современники. Но Даниил Хармс был от него не в восторге. «Город, в котором я жил в это время, — писал он о Курске, — мне совершенно не нравился. Он стоял на горе, и всюду открывались открыточные виды. Они мне так опротивели, что я даже рад был сидеть дома. Да, собственно говоря, кроме почты, рынка и магазина, мне и ходить-то было некуда… Были дни, когда я ничего не ел. Тогда я старался создать себе радостное настроение. Ложился на кровать и начинал улыбаться. Я улыбался до 20 минут зараз, но потом улыбка переходила в зевоту… Я начинал мечтать. Видел перед собой глиняный кувшин с молоком и куски свежего хлеба. А сам я сижу за столом и быстро пишу… Открываю окно и смотрю в сад. У самого дома росли желтые и лиловые цветы. Дальше рос табак и стоял большой военный каштан. А там начинался фруктовый сад. Было очень тихо, и только под горой пели поезда».

Хармс пробыл в Курске до начала ноября, в 10-х числах вернулся в Ленинград.

По возвращении из ссылки Хармс продолжает общаться с единомышленниками и пишет ряд книг для детей, чтобы заработать себе средства на жизнь. После публикации в 1937 году в детском журнале стихотворения «Из дома вышел человек с дубинкой и мешком», который «с той поры исчез», некоторое время Хармса не печатают, что ставит его с женой на грань голодной смерти. Одновременно пишет множество коротких историй, театральных сценок и стихов для взрослых, которые при жизни не публиковались. В этот период создаются цикл миниатюр «Случаи», повесть «Старуха».

23 августа 1941 года арестован за пораженческие настроения (по доносу Антонины Оранжиреевой, знакомой Анны Ахматовой и многолетнего агента НКВД). В частности, Хармсу вменялись в вину его слова «Советский Союз проиграл войну в первый же день, Ленинград теперь либо будет осажден и мы умрем голодной смертью, либо разбомбят, не оставив камня на камне… Весь пролетариат необходимо уничтожить, а если мне дадут мобилизационный листок, я дам в морду командиру, пусть меня расстреляют; но форму я не одену, и в советских войсках служить не буду, не желаю быть таким дерьмом». Также Хармс утверждал, что город заминирован, а на фронт посылают безоружных солдат. Чтобы избежать расстрела, симулировал сумасшествие; военный трибунал определил «по тяжести совершённого преступления» содержать Хармса в психиатрической больнице. Умер во время блокады Ленинграда, в наиболее тяжёлый по количеству голодных смертей месяц, в отделении психиатрии больницы тюрьмы «Кресты» (Арсенальная набережная, 9). При этом жене было поначалу ложно сообщено, что он якобы вывезен в Новосибирск.

Даниил Хармс был реабилитирован в 1956 году, однако долгое время официально его главные произведения в СССР не издавались. До времен перестройки его творчество ходило из рук в руки и в самиздате, а также издавалось за рубежом (с большим числом искажений и сокращений).

Хармс широко известен как детский писатель («Иван Иваныч Самовар» и др.), а также как автор сатирической прозы. Хармсу ошибочно приписывают авторство серии исторических анекдотов «Весёлые ребята» («Однажды Гоголь переоделся Пушкиным…»), созданных в 1970-х годах в редакции журнала «Пионер» в подражание Хармсу (ему действительно принадлежит ряд пародийных миниатюр о Пушкине и Гоголе). Кроме того, при издании стихов «Плих и Плюх» часто не указывается, что это сокращённый перевод произведения Вильгельма Буша с немецкого.

Абсурдистские произведения Хармса издаются в России с 1989 года.

Малоизвестны сегодня религиозные взгляды Даниила Хармса. В детстве и юности на Даниила сильное духовное влияние оказывал его отец, приобщивший его к православию. Позже отец очень негативно отзывался о увлечении Даниила магией и оккультизмом. Друг Даниила Хармса писатель христианских взглядов Леонид Пантелеев свидетельствовал о том, что видел его молящимся на паперти Воскресенской церкви. Однако другие друзья также видели его и в католическом костеле и в буддийском дацане (куда, как свидетельствует Леонид Пантелеев, Хармс звал и его самого). Таким образом, в религиозной области Даниил Хармс был эклектичен. Некоторое время он вынашивал идею синкретической религии, его можно назвать предтечей экуменизма.

[свернуть]

Читать
Вики

Ещё есть любители творчества Хармса?

[blood clot]

"...если крышу сдернет вдруг
не смотри тогда наверх
чтобы пыль и штукатурка
не засыпали твой глаз.."

:)

[bc_ranger]

Сообщение от blood clot

"...если крышу сдернет вдруг
не смотри тогда наверх
чтобы пыль и штукатурка
не засыпали твой глаз.."

:)

до речі, Хармса мені відкрив ти, якшо не забув

[Доброжелатель]

Сообщение от blood clot

"...если крышу сдернет вдруг
не смотри тогда наверх
чтобы пыль и штукатурка
не засыпали твой глаз.."

[Tmk_BckH]

Как поэт Хармс, возможно, даже круче: стихотворение про всадника, который скачет, храня улыбку вдоль щеки, и волос его кружатся червяки
Насчёт вклада в мировую литературу - именно группой ОБЭРИУ был изобретен театр абсурда, Елизавета Бам и Ёлка у Ивановых это
При всём при этом утверждение, что обэриуты - сюрреалисты через жопу, также вызывает ощущение истинности, но тут, думаю, виноваты обстоятельства их жизни в тогдашней рашке.

[blood clot]

***

Я знаю зачем дороги
отрываясь от земли
играют с птицами.
Мне хорошо известно
куда умирает солдат
крикнув последнее слово.
оловянные пуговицы его шинели
стали отметками
новопредставленного.
Тонкая веточка ветра
дует в могилу
солдат огромными взмахами рёбер
ловит воздушные колёса

вертящие кровь для продолжения жизни.
Совсем не трудно высчитать
сколько раз в минуту бьётся сердце врага и воина.
<Ещё> хотел бы я открыть вам способ
исследывать небесные балконы
в них маятник шестого времяни
кладет земные поклоны.
хочу вам указать на путь спасения



ап карочє

[Седьмой]

Открыл Хармса летом и влюбился, очень мне близко. Наличествует "атмосфера недовдохновенного тупоумия", лучше охарактеризовать я не смог. Не выкупаю, правда, стихотворения его, написанные до 30-х годов.
Творчество Бенджамина Вайсмана напоминает по духу Хармсову прозу, и абсурда там достаточно; в пошлостях только Вайсман дальше ушел. И Гамсуновы романы имеют с хармсщиной общее (если не ошибаюсь, в "Старухе" эпиграф из его "Мистерий", что надо инфлюенс).

Я многое тебе сказал
а ты обрезала ножом
Я подбегал к тебе четыре дня
в окно заглядывал прищуря глаз
Я брови строго сдвинув
стоял у косяка
В моих костях в то время шла работа
а в легких воздух вентилировал

1933

[YellowNick]

Лев Толстой очень любил играть на балалайке (и, конечно, детей). Но не умел. Бывало пишет роман "Война и мир", а сам думает: "Трень-день-тер-день-день!"

или

Однажды Гоголь переоделся Пушкиным, пришел к Пушкину и позвонил. Пушкин открыл ему и кричит: "Смотри-ка, Арина Радионовна, я пришел!"


Мой любимый писатель. Нууу не для каждого, но всеже.. "..Если на небе зажигаются звезды, значит это кому-нибудь нужно.."

[Седьмой]

Сообщение от YellowNick

Лев Толстой очень любил играть на балалайке (и, конечно, детей). Но не умел. Бывало пишет роман "Война и мир", а сам думает: "Трень-день-тер-день-день!"

или

Однажды Гоголь переоделся Пушкиным, пришел к Пушкину и позвонил. Пушкин открыл ему и кричит: "Смотри-ка, Арина Радионовна, я пришел!"


Мой любимый писатель. Нууу не для каждого, но всеже.. "..Если на небе зажигаются звезды, значит это кому-нибудь нужно.."

Анекдоты литературные про классиков рассейских - это не Хармс, а на него пародия. Вообще забавные.
вот тоже интересная ссылка, хоть и уточнено, а все равно Хармсом зовется
Кстати, Маяковского вчера тему искал - не оказалось. Надо с этим что-то делать)

[Pамзан]

Сообщение от Wicked_SIC

Гамсуновы романы имеют с хармсщиной общее

В чем же?

[Седьмой]

Сообщение от Pамзан

В чем же?

Например, фантасмагории, воспринимающиеся свободно в "Голоде" и "Мистериях" заставили вспомнить Хармса - это в частностях. А вообще тема границ между естественным и неестественным затрагивается как Гамсуном, так и Хармсом. Да и разница подачи не настолько большая, чтобы говорить об отличиях в атмосфере произведений первого и второго.
Это, конечно, очень субъективно все, я параллели провел, но никого в их справедливости не убеждаю (:

[Ahniavit]

"Скоты не должны смеяться"
Сказать по правде, русская литература не заслуживает Хармса. Не то чтобы она, русская литература, вообще ничего хорошего не заслуживала. Пушкина, например, она очень даже заслужила. Достоевского заслужила, Толстого там всякого, Гоголя… м-да… ну ладно, допустим, и Гоголя тоже. Кого она точно заслужила, так это Солженицына и Яркевича. И, конечно, Маринину. Но вот Хармса… Хармс был нужен русской литературе, как пресловутому зайцу пресловутый же стоп-сигнал. Как мертвому припарки. Как Бэтмену «Always» с крылышками. Хармс и русская литература — это даже не смешно.
Что-то не сработало в Сидпа Бардо в момент "отворения врат чрева". Или в момент затворения оных — с этими высокими тибетскими технологиями черт ногу сломит. В Небесной Канцелярии планировали, небось, сделать очередной подарок каким-нибудь англичанам (все-таки высокое искусство абсурда — их исконная островная специализация), но в последний момент что-то сорвалось, какой-то непутевый дежурный чревопривратник напился с заезжими Гневными Божествами, и Даниил Хармс родился в России, под фамилией Ювачев, с чем ее, Россию, конечно, можно поздравить, а вот самого Хармса — вряд ли…
Хармс не был нужен русской литературе, это очевидно. Она, русская литература, с таким трудом переносила его присутствие в себе, что Хармсу пришлось умереть. Чем быстрее, тем лучше — в тридцать шесть лет. Обхохочешься! Раздолбай чревопривратник был отдан под Страшный Суд, но дело кое-как замяли: все равно исправлять что-либо было уже поздно. Правда, позже выяснилось, что Хармс, как ни странно, позарез необходим огромному количеству читателей. Его любят особенной любовью. Нет другого автора, которого бы пародировали столь активно и анонимно, что некоторые, особенно удачные, подделки долгое время (до издания первого полного собрания сочинений) считались вышедшими из-под пера Хармса.
Я и сам познакомился с Хармсом благодаря ксерокопиям, бледным, как дама с камелиями, а местами — и вовсе неразборчивым, на которых его собственные труды драматически перемешались с анонимными подделками. Эпопея продолжается по сей день; кажется, Хармса не пародируют только ленивые. Вон даже митьки написали милую вещицу под названием "Вспоминая Даниила Хармса": Начальником всех писателей в стране Советов был Даниил Хармс. Сам Хармс не писал романов, но все писатели — даже те, кто писали романы, — ему подчинялись. Так было заведено. А если какое-нибудь стихотворение или роман Хармсу не нравился, Хармс приказывал автору свое произведение сжечь. Ослушаться никто не мог. А еще Хармс сам мог написать про любого писателя и ославить его. Особенно досталось Пушкину и графу Толстому. И хотя графа Толстого все уважали за то, что тот любил детей, это Хармса не остановило. И он его ославил. И даже не единожды.
(Сами митьки утверждают, что "все исторические и культурные версии, не соответствующие этой книге, — ВРАНЬЕ, ЛОЖЬ И ОБМАН НАРОДОВ".)
При жизни Хармс считался сначала обэриутом (загадочная для многих читателей аббревиатура ОБЭРИУ означает всего лишь "Объединение Реального Искусства"), потом детским писателем (обэриутства век недолог в силу исторических, сами понимаете, обстоятельств, будь они неладны). Теперь его нередко величают «юмористом» — поубивал бы! Юморист, ага, как же! "Скоты не должны смеяться" (это не я такой злой, это он, Хармс, Шардам, Дандан, Ювачев, но только попробуйте бросить в него хоть один камень!) В скандинавской мифологии есть история об источнике, из которого первый поэт (и, ясен пень, бог) по имени Один черпал "мед поэзии"; Хармс нашел искаженное отражение этого источника в Зазеркалье и с тех пор пил исключительно из него. "Я хочу быть в жизни тем же, чем Лобачевский в геометрии", — это слова самого Хармса. Как часто мы хотим того, что и так имеем!
Литература Хармса действительно сродни геометрии Лобачевского. Он расставляет знаки на бумаге таким образом, что на глазах читателя начинают пересекаться параллельные прямые; непрерывность бытия отменяется; знакомые слова отчасти утрачивают привычное значение, и хочется отыскать подходящий словарь; живые люди становятся плоскими и бесцветными, как плясуны в театре теней; да и сама реальность разлетается под его безжалостным пером на мелкие осколки, как глупая хрустальная финтифлюшка под ударом молотка. Дистанция между текстом и автором, без которой немыслима ирония, в случае Хармса не просто велика, она измеряется миллионами световых лет. Я не знаю писателя более ужасающего, чем изящно ироничный Хармс, если говорить откровенно. Его смертельное оружие — невинный цинизм ангела (по меньшей мере — инопланетянина), слегка шокированного незамысловатой нелепостью человеческого устройства; именно Хармс мерещился мне, когда я читал о холодном смехе бессмертных у Гессе (то есть мне мерещилось, что они, бессмертные, коротают время за чтением каких-нибудь "вываливающихся старух", или обнаруживают, что "семь идет после восьми в том случае, когда восемь идет после семи", или смакуют абсурдный спор Математика с Андреем Семеновичем, каковой вполне заменяет толстенный учебник по поведенческой психологии: Я вынул из головы шар. — Положь его обратно. — Нет, не положу! — Ну и не клади. — Вот и не положу! — Ну и ладно. — Вот я и победил!).
Писать о человеческой судьбе Хармса, страшной и, увы, не абсурдной, а закономерной, я не стану: его биография известна, его частная переписка доступна всем желающим, равно как и мемуары его жены Марины. "Мир ловил меня, но так и не поймал", — что-то в таком роде написано на могиле малороссийского философа Григория Сковороды. Мир ловил, но так и не поймал Хармса (убил — да, но не поймал); а значит, жизнь победила смерть неизвестным для меня способом.
Вот, собственно, и все.
1999 г.

© Макс Фрай

Мне нечего добавить к вышенаписанному. Хармс велик, он действительно реально опережал свою эпоху и эпоха и страна к нему готовы не были.
Я открыл Хармса очень рано для себя, лет в 17, максимум, что я мог тогда - поржать. Недавно перечитал небольшой сборничек, и остался восхищен не абсурдными историями, а совершенством формы.

Я получил твое посланье,
Да получил.
Я утолил свое желанье,
Да утолил.

Сомнений нет, они далеки,
Пропал их след.
Забудь, забудь мои упреки,
Их больше нет.

Теперь опять я полон силы,
Опять с тобой.
Везде везде твой образ милый
Передо мной.

Теперь опять я полон страсти
К тебе лететь.
Я не имею больше власти
Собой владеть.

Останови, Владыка, ветры
И прекрати!
Сложи, Владыка, километры
И сократи!

[blood clot]

Ось тут цікавий текст про Хармса, передмова до біографії:
http://www.library.ru/2/liki/sections.php?a_uid=131

Творческое несовпадение Хармса с советской действительностью дополнялось и несостыковкой на бытовом даже уровне. Так, Даниил Иванович Ювачев придумал себе особый энглизированный облик (кепи, гольфы, гетры, трубка), за что летом 1932 г. постоянно подвергался обструкции на улицах провинциального Курска, куда был сослан. Поклонник немецкой и английской культуры, он и псевдоним себе выбрал, созвучный с фамилией любимого литературного героя – Шерлока Холмса.